Минаев снялся для Playboy 
Модный писатель считает, что быть известным гораздо лучше, чем безызвестным
1 августа 2006, 22:50
Фото: Гульнара Хаматова/ВЗГЛЯД
Текст: Илья Легостаев
Для начинающего писателя Сергей Минаев выглядит чересчур респектабельно. Поначалу создается впечатление, что похождения героя его нашумевшего романа – почти автобиография. Но сам Сергей в разговоре с Playboy расставил акценты и приоткрыл творческие планы.
- На вас в последнее время свалилась нешуточная популярность. Как она вписывается в график делового человека?
«Я работаю с живыми и ироничными людьми, поэтому время от времени у меня шутки ради просят автограф на деловых записках» - Иногда, конечно, приходится подстраивать одно под другое. Но в то же время говорить, как я устал от того, что меня приглашают все каналы и радиостанции, было бы либо лицемерием, либо глупостью. Быть известным гораздо лучше, чем безызвестным.
- А деловые партнеры над вами подшучивают?
- Я работаю с живыми и ироничными людьми, поэтому время от времени у меня шутки ради просят автограф на деловых записках.
- Известно, что ваша основная работа – торговля вином. Когда вы начали этим заниматься?
- В 1995 году, тогда это было очень странное занятие. Я до сих пор помню клуб Up & Down, где люди заказывали самое дорогое красное, самое дорогое белое, а потом сливали в один стакан и пили. С тех пор прошла целая эпоха, но время от времени убеждаешься, что изменения в основном коснулись внешнего вида. То, что все мы родом из Советского Союза, изменить невозможно.
- У винного бизнеса есть богемный флер. Рестораны, сомелье и все в таком духе...
- Это витрина, за которой труд и конкурентная борьба, как и в любой другой торговле. Но в свое время я прекратил заниматься продажей водки. Мне это не нравилось и даже противило моему эго. Вином заниматься гораздо интереснее. Не скажу, что досконально разбираюсь в вине, – тонкости доступны лишь профессионалам, сомелье или известным винным критикам, но я знаю свой продукт и без ложной скромности назову себя одним из лучших в области продаж.
- Если литературная карьера пойдет по нарастающей, вы сможете расстаться с любимым делом?
- Мне повезло, я занимаюсь делом, которое мне нравится, и получаю за это хорошие деньги. Я никогда не видел себя в ситуации самурая: или – или, так что буду пытаться совмещать до последней капли крови.
Я всегда много писал в Сети на всяких сайтах и сайтиках. Потом стал сотрудничать с «Буржуазным журналом» , с интернет-газетой «Взгляд»
- Желание написать книгу – это давняя мечта или неожиданный порыв?
- Я всегда много писал в Сети на всяких сайтах и сайтиках. Потом стал сотрудничать с «Буржуазным журналом» , с интернет-газетой «Взгляд». Естественно, было много историй, в которых я был либо свидетелем, либо соучастником, и так накопился некий материал. Книгу я написал легко, примерно за семь месяцев.
- Вы сознавали, что пишете успешное произведение?
- Я не писал в стол, надеялся быть изданным. Когда же меня издали, была надежда продать хотя бы 15 тыс. экземпляров. Хотя в глубине души я надеялся на бестселлер и на то, что аудитория получит настоящий удар в печень.
- Вам, наверное, надоели постоянные сравнения вашей книги с «Casual» Оксаны Робски...
- Отношусь к этому спокойно, потому что считаю, Робски – это еще в меньшей степени литература, чем я сам. С другой стороны, как человек из маркетинга, я знаю: когда новый продукт выходит на рынок, нужно определить для него конкурентную среду. Поэтому пресса и сделала такое сравнение. «Casual» был суперуспешным, и я не понимаю, почему ему не дали премию «Национальный бестселлер». В этом лицемерие наших высоколобых интеллектуалов, которые собираются узкой кучкой и дают друг другу премии. Но это их право, мы живем в свободной стране, хотя эта премия нужна только им самим. Пусть сравнивают, это нормально.
- С другой стороны, сравнивать вашу книгу и книгу Робски не очень правильно. У нее околобогемные нравы, а у вас настоящий соцреализм в духе романа Штемлера «Универмаг», в котором в 80-е описывались нравы советской торговли...
- В литературе, на мой взгляд, невозможно открыть ничего нового. Ситуации классические: любовь, измена, предательство, жажда наживы, тщеславие. Просто декорации меняются. Конечно, это соцреализм, и герой книги «Духless» – герой капиталистического труда.
- Сколько процентов вас самого в вашем герое?
- Моей философии очень много, а поступков нет. Я никогда не открывал ночной клуб, меня никогда не «кидали». Мой герой достаточно пустой человек, а я считаю себя наполненным хотя бы на четверть. Хотя работал в транснациональной корпорации, которую до сих пор ненавижу всеми фибрами души. И в книге я подробно обрисовал нравы подобных компаний. Это закрытые акционерные общества концлагерного типа, где персонал доводят до уровня шестеренок, где есть жуткая формализация, система никому не нужных отчетов, на основании которых не принимается никаких решений, и есть своя библия. В каждой большой мультинациональной компании есть свод правил поведения. Есть конторы, где люди по утрам поют гимн предприятия. Причем это не секты, а обычные торговые организации города Москвы.
Мой герой достаточно пустой человек, а я считаю себя наполненным хотя бы на четверть
- С другой стороны, для многих людей эти компании – источник мало-мальски обеспеченной жизни. Антиглобализм всегда хорош с точки зрения дискуссии, но разве имеет смысл в полуголодной стране рассуждать о вреде «Макдоналдса»? Может, пусть сначала все будут сыты?
- Думаю, совершенно необязательно разбираться в оттенках говна ради того, чтобы понять, что это говно. Зачем разворачивать антинаркотические программы, если страна еще не наелась кокаина? Пусть наестся, родит уродов, и тогда мы начнем разбираться. Какая разница, от чего сдохнуть: от булимии, ожирения или передоза. Есть вещи, которые вредны, но в отличие от табака и алкоголя «Макдоналдс» еще и рекламируется.
- На ваш взгляд, российский большой бизнес более гуманен?
- Наш бизнес, конечно, отличается от западного. Местные большие корпорации доминируют в отраслях, связанных с природными ресурсами, что логично, но неправильно, потому что сами мы толком ничего не производим. Это как акын, который что видит, о том и поет, а мы что добываем, тем и укрупняемся. О брендах в данном случае говорить сложно.
- Бренды у нас с гораздо большим удовольствием покупают...
- Это такая же типично национальная черта, как пойти в ресторан или напиться на последние деньги. С другой стороны, рынок товаров luxury четко ориентирован на Москву, Питер и еще несколько городов-миллионников. В городе Касимове никому нет дела до новой коллекции Биккембергса – им это неинтересно. Нужно, конечно, признать, что мы в плену западного копиизма. И вся идеологическая работа, которая велась западными спецслужбами, ничто по сравнению с тем, как смогли внедриться на наш рынок и в наше сознание тот же пресловутый «Макдоналдс», джинсы «Леви Страус» и т. д. Мы по-прежнему всем этим очарованы, во многом потому, что сами моду пока диктовать не можем. Вот на политическом фронте у нас получше. Во внешней политике Россия в последнее время стала себя весьма агрессивно вести, что для большой страны очень правильно.
- Здесь у вас найдется масса оппонентов с речами о руинах демократии, тотальной цензуре и надвигающемся фашизме...
- Вся речевая сила этих оппонентов напрямую зависит от денег, которые им башляют. У нас вся оппозиция плюшевая – они сами себе не верят, но при этом рассчитывают, что за ними кто-то пойдет. А что касается фашизма, то я не хочу вернуться в 1997 год, время, когда страну откровенно распиливали. В любой стране государство стремится контролировать частную жизнь. Это отвратительно, но с этим ничего не поделаешь. Мы тоже хотим знать, где наши дети проводят свое время.
- Вам как активному медиачеловеку должно быть неприятно, что государство снова ввело цензуру...
- Согласен, это не очень хорошо. Но по сравнению с тем же 1997 годом ситуация мало изменилась, потому что тогда массмедиа принадлежали олигархам. А мне совершенно все равно, кому принадлежит канал, который вливает ушаты дерьма мне в уши: государству или олигарху. «Свобода слова», как «духовность», – понятие очень затертое и толком ничего не означающее. Было бы трудно представить, если бы тогда на НТВ выходили сюжеты откровенно антигусинского характера. Это невозможно, потому что есть платежные ведомости сотрудников. Люди, которые говорят сейчас об утраченной свободе слова, в первую очередь жалеют об утраченных материальных благах и возможности влиять на массы.
Полностью согласен с Бивисом: «Самое важное, чувак, – это большие буфера у телок»
- В своих интервью вы часто ругаете глянцевые журналы, но в то же время сами туда пишете. Как это сочетается?
- Я хорошо понимаю и совершенно спокойно воспринимаю то, что все тексты в глянцевых журналах – это перебивки между рекламными модулями. Но когда на страницах таких изданий появляются колонки, пестрящие словами «культовый», «богемный», «гламурный», меня просто тошнить начинает. Глянец – это бизнес. Издатели очертили свою аудиторию, назвали ее истеблишментом и показали рекламодателю, чтобы он знал, за что платит деньги. Но я против лицемерия, которое считаю величайшим из зол. Когда мы сидели в студии «Эха Москвы» и редактор «Ома» начал рассуждать о духовности, я спросил, почему они, вместо того чтобы писать о благотворительных балах, считают, кто сколько потратил на яхты, кокаин и любовниц. Мне ответили, что они работают в определенном формате. Вот здесь нужно определиться: умный ты или красивый, работаешь ты в формате или его формируешь.
- Но такие журналы никто особенно не навязывает. Не покупайте и останетесь в стороне от этого лицемерия...
- Что значит «никто не навязывает»? Если я буду каждый день в компании твоих друзей называть тебя конченым лохом, потому что ты ходишь в розовой рубашке, в то время как все вокруг ходят в оранжевых, то через месяц ты мне поверишь. Все очень легко навязывается. Тебе диктуют набор ценностей: что читать, что носить... А набор этот фальшивый, потому как он продиктован форматом издания. Не хочу быть пастырем, но, повторюсь, я против лицемерия и глупости.
Но я не против, чтобы все девчонки читали Playboy и делали себе огромные сиськи. Полностью согласен с Бивисом: «Самое важное, чувак, – это большие буфера у телок».
- Рискну предположить, что и другие явления нашей массовой культуры не заслуживают вашего горячего одобрения...
- Если говорить про меня, то я телевизор почти не смотрю, потому что нет времени из-за увлечения Интернетом. Но, по моей теории, человек XXI века должен быть максимально тупым, чтобы ему в голову легче штырь от матрицы входил. Умный потребитель никому не интересен, а тупой идеален для всех: государства, производителей, вещателей. Конечно, тупая аудитория не родит новых Эйнштейнов, но в то же время и не родит новых Че Гевар, что гораздо важнее для общей безопасности.
- В вашем случае вполне уместен вопрос о творческих планах. О чем будет вторая книга?
- Ни приквела, ни сиквела «Духless» не будет, потому что издание с продолжением для меня сродни гастрольному чесу по регионам. Вторая книга под названием «Медиасапиенс» будет посвящена политтехнологам. В ней будет очень много жести: трупы, техника заказов, подлоги, манипуляция общественным мнением, то есть изнанка телевизора.
- Возможно, герой новой книги, как и главный персонаж «Духless», будет тоже проклинать свою жизнь, но и понимать одновременно, что лишиться ненавистной работы, зарплаты, сумки Fila for Ferrari, в которой лежит костюм Paul Smith, для него сродни каре небесной...
- Я и сам не собираюсь лицемерить по поводу того, что у меня трещат кости, когда приходится через силу натягивать костюм от Пола Смита. За социальные бонусы все убьют друг друга, и это единственное, что сейчас двинет нас на баррикады.
