За дремучими лесами со гремучими змеями, да за синими морями со капустными дарами жило царство. Сады при каждой избе цвели там по три раза в год. Репу посеют - на утро баклажаны пожнут с грядки. За солёными грибами с коромыслом и вёдрами ходили в рощу: хороши грузди, сразу с хреном под приправами росли.
И всё весело, и всё хорошо. Работали всегда с огоньком, на свадьбы и праздники шагали под гармошку рядком. Раз пройдутся, по второму кругу пойдут мимо места назначенного. Потому как принято у них было с первого разу ничего не делать.
Гвоздь вобьют в забор да выдернут. Распрямивши, обратно вколачивать станут.
Бабы тоже работу любили. Свяжут чулок, поглядят на него косо и давай обратно нитку на клубок наматывать. Как всю намотают, заново за спицы брались.
Так и жили бы, не тужили, да помер царь-батюшка.
Собрали бояр на сходку. В шубах тяжёлых расселись они по лавкам, задышали самоварами. Спины прислонили к стенам, не шелохнутся, дабы шапки высоченные удержать на головах.
Дров по такому случаю не пожалели слуги, натопили так, что пот градом стекал, вымокли бояре, пропарились будто репки. В бане дух лучше, не такой зловонный, как в палатах царских стоял от них.
Им бы, боярам, по хоромам разойтись, да нельзя – царя нового выбирать надобно.
Вышел воевода в круг, стал зачитывать: у этого родство неподходящее, этот мал царствовать, этот постригся в монахи, от этого толку не будет – глухой, а этот хромой, а этот физией не вышел… - никто не подходит.
Сидели бояре, пыхтели. Ноги затекли, спины ломит – маялись. Уж затемно, решили ткнуть пальцем в любого, кто под руку попадётся, да разойтись – чего время тянуть, ведь спать хочется!
Хорошего царя выбрали – и нашим и вашим за копейку спляшем. Никто его раньше в глаза не видел, никто о нём не слышал. Жил он себе на границе, за таможней следил, а тут на царствие позвали - кто ж откажется?
Только приехал новый царь, как беда случилась. Народ взбунтовался, дескать, самозванец он и крохобор, два кармана подставлял для пошлины – свой да казённый.
Тут с приглашённым царём паника приключилась:
- Неправильно меня выбрали, не по законам дедовским! – закричал он, брюхо рукой прикрывая.
- Да что ты, что ты?! Только ты достоин! – воевода ему сказал, своё брюхо поглаживая.
- Нет! – ногами затопал, руками об стол захлопал.- Выбирайте царя по второму разу! Пусть приемник мой эту кашу расхлёбывает, а я на покой. Хочу в историю справедливейшим из царей войти!
Уж бояре и так и эдак. И баб приводили голосить перед ним: «Ой, на кого ж ты нас покидаешь!» Обступили его бабы, выли, выли да толку-то…
Делать нечего, пришлось опять боярам собраться да ткнуть пальцем в строчку с фамилией. Не глядя, попали в отрока Ванюшу.

Ванюшу, так Ванюшу! Хоть седьмая вода на киселе, а делать нечего – закон, есть закон.
Посадили Ванюшу на трон, стали величать уважительно Иваном. Кланялись перед ним бояре, а сами ухмылялись в ус: «Твой номер восемь: жди, когда спросим», - старого царя к нему приставили. Скумекал старый царь, что спрос невелик, ежели не при власти человек, а за отроком.

Раз поймали казнокрадов, привели к Ивану.
- Признавайтесь, дяденьки, с кем вы в сговоре? – подошедши к ним, сказал Иван царь да носом шмыгнул, рогаткой целясь в самого главного.
А казнокрады заслонились рукавами – мало ли что у дитя горького на уме.
- Неправильный подход! – шепчет на ухо старый царь Ивану. – Дозволь мне с ними по-дедовски, а?
Хотел Иван отказом ответить, только, кто ж его послушает?! Загудели все, загалдели: «Спать царю Ивану пора!»
Отвели его в покои: спи, полёживай, твоё дело стороннее, а мы тебя сказками потешать будем.
На следующий день про преобразования стал толкать Иван, а над ним смеяться стали – спасибо, позабавил.
Понял тут Иван, что ничего у него не получится. Уединился он, стал книжки читать от безделья, а по праздникам милостыню нищим подавать. Добрый был Иван – что поделаешь?

Стояла раз на паперти баба страшная: волосья, что пакля, лицо, что у арапа чёрное. Смердело от бабы гнилью – никто подходить не хотел, а Иван сжалился.
- Откуда ты такая немытая да нечесаная? – спрашивает.
- Из острога только что выпустили, - задрала баба голову.
- Иди тогда на мыловарню за мылом, а то с тобой стоять рядом… нет мочи. Вот тебе подаяние.
- Спасибо, - поблагодарила его баба, забрав рублик золотой. – Вижу добрый ты, не спрашиваешь, за что меня упекли.
- А что ж, думаешь, по тебе не видно, что за колдовство тебя туда определили.
- Правда, ведьма я, - глаза страшенные выпучила, руки кривые подняла над Иваном.
- Не ведьму я вижу перед собой, а несчастного человека, более несчастного, чем я. Иди отмойся, на постой определись. А я рад буду, что хоть одного человека осчастливил.
Побежала, гуляя по морщинам, слеза по бабьему лицу, так ласково говорил Иван. Опустила она руки с когтями длинными.
- Знаю я про беду твою, царь Иван. Вот тебе зелье, - протянула ему склянку с чёрной жижей. – Нюхнёшь разок и видимость потеряешь. А чтоб опять стать прежним, повернись через левое плечо. Два раза только не нюхай – запомни!
Не побрезговал Иван, взял ведьмин подарок, хоть и вовсе не верил в колдовство. Не хотел обижать бабу он.

- Приведите ко мне казнокрадов, – приказал Иван, в палаты вернувшись, - тех, пойманных намедни.
- Так нетути, - ответили ему. – Всё по правилам сделали.
- Неужто… казнили?
- Свят, свят! – закрестились бояре. – Одели, обули, в баньке попарили, честь по чести проводили, как положено. А вздумают в другой раз пожаловать, так не снести им головы, - ухмыляются.
- Что ж вы делаете, ироды?! Вам бы допросить их как следует, вам бы розгами их выпороть! – заплакал тут Иван.
- Много ты, царь Иван, понимаешь в делах государственных! В другой раз осторожней казнокрады будут…
Плюнул Иван и сам спать пошёл, не стал ждать, пока под руки его вынесут в опочивальню, ласково приговаривая: «Умаялись ножки, глазоньки слипаются, мысли дурные головушку ко сну клонят», - тьфу!
Не спалось ему. С боку на бок переворачивался и решил отравиться с горя. Достал он зелье, ведьмой даденное, открыл да нюхнул. Защёкотало в носу, лоб испариной покрылся…

Поглядел Иван на себя в зеркало, а не видно ничего. Взял ковш воды попить, а ковш, будто сам летит к губам. Дверь стал открывать – так можно подумать, что не сам Иван, а ветер ворвался да распахнул.
Чудеса! И понял тут он, что ведьма та настоящая была…

Пришли бояре со старым царём сказки рассказывать, мамки с няньками подушки подтыкать, а нет Ивана: перина боком, лоскутное одеяло гармошкой, на столе склянка с жижей.
Бояре под лавки залезли, девки давай занавески сдёргивать, кричат все беспокойно «Царь Иван пропал!»
- Да тут он я! – сказал Иван, забывши о невидимости.
Застыли бояре вместе с челядью: по сторонам таращатся, найти царя не могут.
Повернулся тут Иван налево да вмиг стал видимым.
Подскочил к нему старый царь:
- Издеваешься? Мы тут с ног сбились, тебя искавши! Да какое ты право имеешь царство-государство отставлять в трудную годину? Вот придёт самозванец, кого мы выдавать будем за царя? – и давай трясти Ивана за плечи.
Хочешь – не хочешь, а пришлось ему рассказать про зелье, ведьмой даденное.
- На себе испробуем, а ежели лжёшь, то не будет отныне веры тебе! – засверкал очами хитрыми старый царь.
- Только по разку нюхните, - предупредил Иван.
- От одного раза проку не будет! Нюхай! – сунул старый царь склянку боярину.
Перекрестился боярин да носом шмыг-шмыг – ничего не случилось.
- Дай-ка мне сюда зелье! Неправильно ты нюхаешь!
Стали тут бояре со старым царём носами шмыгать по два раза, после по второму кругу пошли. До сих пор сидят в палатах да нюхают, склянку по кругу пуская. Отобрать пытались – какое там! Никого не подпускают. И супружницы их приходили, и дети за подолы домой тащили, а им всё по боку, будто нет на свете ничего лучшего дряни чёрной. Предупреждал же их Иван, да не послушали! Так что, не берите и не нюхайте всё стороннее, мало ли что подсунуть могут.
И я туда ходил, полный короб гостинцев носил: меды разнотравные, баранки со смаком… Как принёс, так и унёс, ибо носы воротили бояре. Да я не в обиде остался – всем на пряники раздал, как приказал царь Иван!