Две недели провела либурна в море. На четыре дня больше положенного. Ветер никак не хотел нести на север, все время норовил повернуть на юг. Если бы с ними путешествовал воздушик, обеспечивая попутный ветер, то моряки могли управиться и за неделю. На пару с магом путь укорачивался вдвое, но труд их обходился слишком дорого. Да и не всегда найдешь свободного человека: большинство оставались на службе в ордене, занимая тихие и теплые места, которые к тому не мешали в свободное от дел государственных время наниматься в услужение и честным трудом приносить в дом немного серебра. Так что из всех трех сотен, способных управлять погодой, на вольных хлеба отправлялась от силы десятая часть, из тех, кто не слишком преуспел в овладении силой и не рассчитывал со временем на высокое звание или должность. Вот и ищи их по всем землям, а найдя, попробуй уговорить поработать за цену, которая оставит тебе хотя бы штаны, надеясь при этом, что наймит принесет с собой попутный ветер, а не шторм.
Однако конец приходит всему, даже тягостному ожиданию и Фирам – прибрежный порт и перевалочная база на пути к столице, безликой серой массой, подобно горе выплыл из утренней дымки тумана.
Сырой ветер трепал белоснежный парус, хлопаньем разгоняя крикливых чаек – навязчивых спутников всех моряков. Либурна не стала швартоваться в порту, проскочила причалы и ушла вверх по течению Торры. Все, что удалось увидеть Киму – десятка полтора остроносых галер: больших – до пятидесяти ярдов в длину и малых – как у них – не более тридцати и с одним рядом весел. Но видел он и двух и трехрядных с одним и двумя мачтами, среди которых угадывались и торговые суда, отличавшиеся немалой шириной и устойчивостью и военные – узкие с хищным таранным оскалом в бою похожие на проворных барсов, но сейчас словно малые дети, убаюканные невысокими перекатами речных волн.
Среди деревянного строя как усердные муравьи, связанные единой нитью желания – поскорее покончить с работой носились грузчики, опустошавшие казалось бездонные трюмы. Стены из тюков и бочонков закрывали обзор. За их нагромождениями угадывались лишь почерневшие от сырости крыши складов и серые башни города.
На левом берегу, Ким увидел крепость и расположенные у ее основания пирсы с десятком триер, делавшие невозможным морскую блокаду третьего по величине города страны, уступавшего лишь двум столицам: старой – Армаану и новой – Аркилу.
С берега же порт прикрывал второй аркилский полк в пять тысяч мечей, стоявший лагерем неподалеку от города. Опытные воины не только защищали Фирам, но и прикрывали все побережье аркильской провинции. Всегда готовые к бою они могли в течение пары часов погрузиться на галеры и выйти в море, чтобы через день-два высадиться десантом в любом точке южнее Лунайских гор. Сильные воины, но Фириан мог похвастаться воинами иного порядка, на голову выше остальных, поэтому Ким уделил порту и крепости внимания ровно столько, сколько требовалось, чтобы понять – это не центр мироздания, не алмаз в короне правителя – это всего лишь верный слуга, следящий за покоем господина.
До столицы оставался день пути.
Он пролегал меж полей, перемежавшихся длинными полосками ореховых рощ, то упиравшихся в низкие берега, то на добрую лигу стелившихся вдоль него. Ким наблюдал, как колосятся золотые колосья, гоняемые ветром гнуться под тяжестью набирающих силу зерен, как к берегам на водопой пастухи пригоняли стада и отары, как по выложенной булыжником широкой дороге в обе стороны: из порта к столице и обратно, шли до треска в колесах груженые телеги. Иногда встречались шустрые лодчонки, гонявшие меж двух берегов в тех местах, где две деревни разделялись лишь мирными водами Торры.
С одной из таких деревень наперерез либурне устремилась длинная лодка о четырех веслах. Мощные взмахи гребцов взрывали водную гладь, а человек на носу махал руками, зажимая в одной из них белую тряпицу – отличительный знак свободных торговцев.
Частенько крестьяне с берегов рек предлагали командам с проплывавших судов свежие продукты, а иногда и вещи ручной работы: простые в пошиве куртки, выделанный мех, корзины. Они отличались от городских товаров меньшей ценой и тем привлекали к себе внимание моряков. Разнообразие продуктов и вещей, предлагаемых крестьянами-торговцами, зависело от места, в котором довелось их повстречать: на севере продавали мед, на юге пояса из змеиной кожи, но вне зависимости от предпочтений большинства, неизменно находили они своих покупателей. Реки впадали в моря, соединявшие собою страны, упрочняя связи дружеской торговлей. Если местные жители не находили интереса в безделушках крестьян, то водные странники из далеких земель с охотой платили, чтобы по возвращении порадовать скромным подарком жен и детей, с мыслью о которых проводили долгие дни вдали от родных берегов.
Лодка поравнялась с бортом и прижатыми к нему веслами. Загорелый мужчина лет пятидесяти окрепший в трудах носил рубаху с коротким рукавом и штаны из легкой материи, подвязанные у голени кожаным ремешками, тянувшимся от сандалий.
Человек пятнадцать, в том числе и Ким, перегнулось через борт, чтобы посмотреть как помощник капитана – низкорослый седун, прозванный так за природный белый волос, на ходу спустился в лодку по канату. Либурна продолжала неспешно идти, гонимая попутным ветром, в то время как парни на веслах толкали лодку в ход кораблю, а торговец и седун обсуждали покупки.
- Олан, чего копаешься? – крикнул один из старших гребцов – носитель завидного шрама розовой полосой выделявшегося на почерневшем от загара лице и обладатель крепких рук, пушистый волос на которых выцвел не один год назад.
- Зелень выбираю.
- Плюнь ты на зелень! Мясо хватай, мяса мне, свежего мяса! Надоело жрать вяленые подошвы! – моряк кричал озорно и со вкусом и, похоже, ему больше хотелось так вот лихо покричать, нежели утолить голод свежатиной.
- Какая ж похлебка да без зелени? В ней же весь смак и сок, – Олан понюхал пучок петрушки, оторвал от него стебель и прожевал.
- Ты мне скажи, какая зелень сможет превратить,… кстати, приятель, – обратился говорун к крестьянину и одновременно попытался разглядеть, что запрятал тот в лодке, – что там у тебя из мясца? – но, сколько не тянул шею, ничего кроме зелени в руках седуна рассмотреть не сумел.
- Есть окорок фунтов на тридцать, два карпа в тот же вес и немногим больше баранины.
Гребец громко сглотнул и облизнул губы.
- А ну тащи сюда это добро или уступи место знающим людям! – надрывался он, пытаясь поторопить Олана, который не смотря на крики, продолжал считать и отбирать, довольствуясь лишь своим вкусом и пониманием.
Прошло несколько минут, и он, обвешанный продуктами, при помощи полудюжины рук и обвязанного вокруг талии каната, взобрался на корабль. На палубу упали окорок и два карпа. В каждой руке помощник капитана держал по корзинке: в одной десятка три-четыре яиц, обложенных травой, во второй с горкой больших зеленых яблок. В зубах Олан крепко сжимал вязанку зелени и ремешок от болтавшегося за спиной мешка со свежими ржаными буханками.
На прощание крестьянин помахал рукой, а его взмокшие спутники смогли наконец-то передохнуть. Все время, что шла торговля они гребли, удерживая лодку возле либурны, и никто не подумал бросить веревку, чтобы зачалить ее.
- Вот все, что удалось добыть. Сговорились за десять серебра, – сказал Олан, когда крестьяне отстали не несколько корпусов. Лишних слов морякам не потребовалось: они суетливо забегали по палубе, на считанные мгновения скрывались на корме, и выуживали из корабельных глубин то несколько стопок в дюйм толщиной облицовочного кирпича из белой глины, то железный протвень с высоко загнутыми краями, слегка закопченными.
На носу либурны два гребца выложили из хорошо державших жар кирпичиков, обычно использовавшихся для облицовки очагов, квадрат со стороной чуть меньше ярда, а сверху положили протвень, который до краев заполнил песком, принесенным в ведре еще одним моряком.
Тут то и подоспел старший гребец, которого за глаза прозывали говорун. Он отстранил всех и занялся костром: наложил веточек, поверх набросал толстых сучков и поместил меж ними промасленную тряпочку. Одним ударом он высек из кремня искру и внимательно следил за разраставшимся пламенем, периодически подкладывая тому пищи. Вскоре пришел черед поленьев и тогда уж подоспел Олан с полутораведерным казаном и двумя железными рогатинами, которыми он поместил в отверстия палубы, оказавшихся по бокам костра с тем расчетом, чтобы котел оказался вровень над пламенем.
Помощник и говорун вдвоем занимались обедом: чистили, резали, следили, а капитан – коротко стриженный плотный субъект с широкой грудью и серой рубахой навыпуск, прикрывавшей заметное брюшко, наблюдал за рекой, время от времени бросая удовлетворительные взгляды на двоих приятелей.
Все занялись делами: капитал снисходительно, с вершины прожитых лет, улыбался, гребцы поднажали, нагуливая аппетит речной прогулкой и взмахами тяжелых весел, друзья, осадившие временную кухню, вершили кулинарное таинство, а Ким нашел свое местечко на корме, откуда открывался прекрасный вид не только на реку, но и палубу.
К полудню, когда все сытые отвалили от котла, либурна встретила три торговых корабля, строем прошедших к устью. По низкой осадке в трюмах угадывался тяжелый груз: железные слитки, а возможно и оружие. Округлые прочно сработанные корпуса рассекали воду: шли ходко, ни на минуту не сбавив скорости. Видно торопил срок заказа, в ином случае моряки не преминули б обменяться последними новостями и слухами, способствуя их скорейшему разгулу по морям-океанам и дальним пограничьям.
К городу подошли на закате. Столица встретила высокими стенами, затихающей портовой суетой, плавно перемещавшейся из доков в кабаки и увеселительные дома и высоченным шпилем орденской башни на фоне седеющего неба представшая гладким, острым шипом. Только самые ретивые управляющие, желая подвести итог работы, гоняли изнуренных грузчиков по доскам, а моряков по палубам, надеясь, что к следующему дню та начнет блестеть, а груз на обратную дорогу грузиться.
Капитану не пришлось искать место для прикола. Для военных судов в порту, в дальнем конце выделялись отдельные пирсы, где всегда доставало свободных мест и не приходилось выпрашивать и, как говорили портовые, выкупать местечко над водою.
Как только причалили, Ким быстро сошел на берег и направился к воротам. Путь его пролегал меж полными тенями почерневших от сырости бараков, служивших для временного хранения товаров: готовых перекочевать в город или наоборот отбыть в дальнее плавание.