Посреди зеленой равнины, которая отделяла поселок от океана, диковинным цветком распустился солнечный зонт. Он прятал в своей тени хрупкую девушку, сидящую перед мольбертом. Легкими движениями кисти она переносила очарование равнины на грубый холст. Но, вот досада, ей никак не удавалось отобразить каплю нектара на соцветии дикой гречихи. Да еще и пчёла, жужжавшая рядом, покушалась на то, что девушка считала своим по праву. Она хмурила брови, покусывала губу, но упрямая капля не хотела становиться частью картины. В почти полном безветрии цветок гречихи вдруг сильно покачнулся, и нектар упал вниз. Художница, от досады, едва не топнула ногой, но вовремя сдержалась. Здесь же под гречихой, нарушительница живописной гармонии полевая мышь мирно умывала мордочку темными лапками. Девушка медленно, еще не веря, что ей повезло, бросила первые мазки на картину.
- Не убегай, погоди, милая! - тихонько приговаривала она и наносила новые и новые детали на холст, а полёвка сидела неподвижно, будто понимала, о чем ее просят. Она позировала старательно. Девушка ей явно понравилась, и симпатия была взаимной, художница и натурщица чувствовали это каким-то неведомым образом.
- Живая полёвка, написанная с натуры, какое чудо! - шептала девушка. Оставалось совсем чуть-чуть и портрет «Мышь в гречихе» будет закончен. Давно круживший в небе над равниной стервятник неожиданно снизился, и полёвка исчезла в густой траве.
- У, проклятый! – погрозила ему кулаком художница, но расстроилась она не сильно, картина почти готова и натурщица может бежать по своим мышиным делам. Девушка, улыбаясь, смотрела в сторону океана, куда-то туда убегала сейчас полёвка. Вдруг под ногами содрогнулась земля, и она повернула лицо к поселку, где далеко за ним должен быть город. Там сейчас поднимался высокий огненный гриб. Горячий, радиоактивный ветер ударил в лицо. Девушка отвернулась назад, чтобы избежать нестерпимого жара, и не увидела ни равнины, ни полоски синей воды вдалеке. Она ослепла …

Мышь-полёвка смотрела в сторону пустыни. Граница песка казалась недалекой и, с каждым новым рассветом, подступала все ближе. Полёвка слышала, как шуршат песчинки, жадно вгрызаясь в тонкую полосу скудной растительности. Она быстро повернулась назад, и сухой стебель гречихи вырвал из спины клочок шерсти. Горячий ветер развеял невесомые нити по воздуху.
Теперь, впереди под солнцем, блестела синяя полоса океана, от края до края, до самого горизонта. Вода тоже приближалась, она стремилась соединиться с песком, слиться в жарком поцелуе с пустыней. Полёвка не понимала происходящего, не могла осознать причины изменений. Она помнила, как все началось. Сначала в той стороне, где была земля, выросли огромные огненные грибы. Много грибов. Очень нескоро улеглась пыль, поднятая этими грибами. Потом исчезли люди, неуклюжие и никчемные создания … нет, та, которую она видела последней, не была никчемной, почему-то решила полёвка …
Когда грибы наелись своей же пыли, у мыши перестало родиться потомство. Были самцы и брачные игры, но не было мокрых пищащих комочков, о которых надо заботиться. Прошло время, и самцы тоже исчезли. А потом пришел песок. Он гнал полёвку на юг, к пугающей воде, и ветер помогал ему в этом. Песок и ветер отнимали у нее пищу, силы и жизнь. Впереди ждала вода. Узкая полоска пожухлых степных злаков вот все, что ей оставили сегодня стихии. Невдалеке ковылял по песку стервятник, но полёвке он был не страшен. Тощий, почти без перьев, грозный когда-то враг не мог подняться в небо, чтобы с высоты отыскать свою жертву. А вот насекомые доставляли много хлопот. Некоторые выросли до таких размеров, что часто приходилось спасаться бегством от их жал и челюстей. Но, и насекомых песок убивал без пощады. Он изжаривал их на своей раскаленной груди, оставляя лишь пустые оболочки. Тогда за них принимался ветер, играя легкими как сухие листья, уже неопасными останками чудовищ.
Полёвка скрылась в недавно вырытой норке. Теперь норы приходилось копать часто, песок жестоко, шаг за шагом, отвоевывал свою территорию. Теперь он был полноправным хозяином мира. Под землей мышь не нашла прохлады но, может быть, ночь даст немного отдыха и пищи. Когда зыбкое, истекающее злом, солнце сменилось равнодушной луной, полёвка не вышла наверх. Она оцепенела в своем убежище, неподвижно смотрела в темноту и ждала …

Первые капли лунного серебра, расплавленного солнцем, упали в океан, и над границей воды и песка возникла белая вуальная полоса. Если бы мышь была на поверхности, она бы увидела, что вуаль соткана из бесчисленных силуэтов тех самых ненужных созданий, которые раньше назывались людьми. Медленной погребальной процессией они проплывали вдоль побережья. Над последним пристанищем полёвки вуаль вдруг заколебалась в стремлении опуститься вниз и исказила стройный узор. Невидимый ткач словно потянул за ослабшие нити и восстановил симметрию своего творения. Вуаль начала движение вверх и, поднималась все выше и выше, пока не растворилась в ядовитом мареве желтых небес.
Утром линия растительности сгинула в небытие. Пустыня утонула в долгожданных объятиях океана и захлебнулась от счастья. Полёвки не умеют дышать под водой и не способны выживать в пустыне.

Прости, полёвка, не смогла,
Тебя спасти, сама мертва …