-Ты слышишь Сема, Рабиновичу прислали таки вызов.
-Мама, какому Рабиновичу, их же много.
-Который болеет хроническим простатитом, и, держит яхту. Его шлемазл Наум таки сподобился взять старика к себе в Хайфу. И теперь они готовятся на выезд.
-Кто они, мама? Рабинович и яхта?
-Какой ты у меня Сёма не догадливый. Рабинович продаёт яхту и берет с собой только простатит.
Семен Иосифович главный инженер кранового хозяйства Одесского порта, быстро глотает непрожеванный кусок фаршированной щуки и опрокинув, в догонку рыбе фиш, стакан смородинового компота говорит маме:
-Я убежал мама
-Куда ты полетел бестолковый, сегодня выходной.
-К Саньку, мама. Да, а кто тебе сказал про яхту.
-Так я была на привозе, пока ты дрых. Кстати Соня Кац таки беременна от своего фарцовщика. Конечно, её мама, Елена Васильевна не довольна. Она сразу не приветствовала этот брак, но Исааку Абрамовичу всё равно. Он говорит, что устал ждать от Соньки добра, так пусть с этой овцы будет хоть...
Семен хлопнул дверью и побежал вниз по лестничному маршу, прыгая через две ступени, так и не дослушав печальной истории о Сонином замужестве.
Он шел по Дерибасовской, на встречу своей мечте. Впереди лежало, словно нанесённая мастихином в твердой руке художника, лазурь- море- театр воды, и неба в который выпал счастливый билет.
-Нужно только протянуть в окошко кассы денежку. А средств то наверное не хватит -думал Семен.
-Ну ничего, сейчас на Малую Арнаутскую к Саньку. Узнаем, сколько просит Рабинович по телефону, а Санька придумает, как выкупить Ирис. Он придумает, он мастак на такие штуки. Придумал – же, в пятом классе как из порта достать апельсины, и тут придумает.
Тогда, после пятого класса, на каникулах, они возвращались с тренировки в яхт клубе, вдоль портового забора. На пришвартованном сухогрузе гремели крышками грузовых трюмов. И вдруг мальчишек остановил густой как мёд запах апельсинов. Он шел из трюмов и словно тягучим сиропом заполнял всё вокруг, смело перебивая, горьковатый аромат моря, и бензиновую гарь автопогрузчиков. Ребята стояли у забора как зачарованные. Смотрели на стальную цаплю- кран подкатившую по рельсам к борту судна и с любопытством заглянувшую в утробу теплохода. Шустрые стропальщики подвесили ей на клюв-стрелу штабель ящиков, и она перенесла на причал эти ящики, полные рыжего марокканского солнца. Потом ещё и ещё, и уже целые кварталы, густонаселенные заморским фруктом, стояли на причале.
Санек первым вышел из транса и толкнув Семена локтем сказал:
-Слушай сюда Сёмка, когда штабель упадет, просись помочь собрать апельсины, а когда соберут, спросишь можно ли взять парочку. Бери два и уходи.
-Санек, а если ящики не упадут.
-Упадут - уверенно заявил Санек, поднимая валявшийся рядом кирпич.
Сашка перебрался через забор, и пригибаясь как разведчик, стал пробираться между штабелей. У крайнего ряда он затаился, а когда кран стал ставить на бетон причала очередную партию ящиков, Санька ловко подставил кирпич под штабель и снова скрылся в трущобах апельсиновых кварталов. Когда стропальщики, разморенные работой на жаре, сняли тросы со штабеля и отошли, Санек подобрался к неустойчивому штабелю, и слегка подтолкнув, снова метнулся вглубь разгрузочной площадки. Загремели ящики, раскатились по причалу апельсины, а сверху всё это безобразие, матом покрыли грузчики. Сначала мужики пытались собрать рассыпанные фрукты, но кран подавал новый штабель, и они махнули рукой на рыжую россыпь. Санька делал руками отчаянные жесты в сторону Семена, стоящего за забором. Он крутил пальцем у виска и стучал себя по лбу, наконец, взял из ящика апельсин и бросил им в забор. Семка очнулся от оцепенения, и тоненьким сиротским дискантом закричал:
-Дяденьки можно я помогу собрать.
-Собирай - махнули грузчики.
Тогда, за работу, Семке отвалили столько апельсинов, сколько он смог в руках удержать. В руках поместилось 4штуки. Он передал их Саньку ждущему у забора, и перелез сам. При таком продукте на обед решили не ходить, а вернулись на пляж. Они выкупались, а потом стали чистить и уплетать этих чудесных, заморских, рыжих зверьков. На горячем желтом песке подсыхали их шкурки- корки, а во рту у мальчишек был привкус далёких стран, слегка приправленный морской солью с губ. Предзакатное море, наряженное солнцем в бриллианты, словно императрица к балу, лизало мальчишкам пятки, выпрашивая хотя -бы одну дольку с их стола.
Тогда то, из-за марины яхт клуба, по жидкому золоту, гордо вышел с яликом за кормой, "Ирис"- 25футовая крейсерка, принадлежащая завхозу клуба, Рабиновичу. В яхтклубе, менялись директора и бухгалтеры, а рыжий толстый Рабинович стоял, несмотря на низкую зарплату, как скала.
Поставив судно на якоря, Рабинович причалил на ялике к пляжу, и стал обходить компании загоравших, и о чем-то договариваться. После переговоров народ, в основном молодежь, подходил к ялу и ждал шкипера. Когда набралось шесть человек Рабинович стал пропускать их в лодку командуя, кому где сесть, и собирая в ладонь подаваемые зелёные трешки. Санька, поперхнулся долькой, увидев такой гешефт.
-Еха - сказал он откашлявшись –нам -бы так- добавил перед новым приступом кашля.
-Да - сказал Сема- на такой можно до Батуми сходить а то и до Стамбула.
-Какой Стамбул -Батум -оправившись от кашля, выдавил Санек -такие деньги можно заработать!
"Ирис" тогда никуда не ушел. С яхты смотрели закат. Люди сидели по бортам, опершись на леера, и изредка до берега доносились оживленные разговоры и звонкий девичий хохот.
***
Смен позвонил в квартиру Санька. Дверь открылась. В коридоре стоял Санек –35летний преподаватель сопромата, из кораблестроительного. Он был в семейных трусах и с вилкой в руке.
-Привет, проходи на балкон - пригласил он Семена, доставая из буфета в комнате стакан и вилку. На балконе, на столе, стояла в сковороде яичница с помидорами, стеклянный запотевший кувшин домашнего красного, и недопитый стакан.
-Излагай - приказал Санек, наливая Семену.
-Рабинович "Ирис" продаёт - выдал Семен и прихлебнул холодного вина с привкусом винограда Изабелла.
-Сколько просит?
-Не знаю. Звони.
После телефонного разговора Санька вышел на балкон в расстегнутых брюках и застегнутой рубахе гавайке. Застёгивая штаны, он доложил.
-Торговаться не хочет. Просит 300 тысяч. У меня только 50. Сколько можешь?
-Сто, больше нет.
-Половина. Неплохо. Остальные займем у Киричка. Он бухгалтер, он потянет.
-Это, который на тренировке кадетом финна протаранил, и из секции вылетел? Не пойду к нему. Он мне на бульваре, когда в корабелке учились, на виду у всей группы в глаз дал.
-Дал, за то, что ты за его сестрой Веркой ухаживал. Мы же его после, в парке у танцплощадки, отлупили.
-Тем более он денег не даст.
-Тем более даст!
-Почему?
-Потому что он нас боится. Пошли!
***
Лысый Киричек, в шлепанцах, халате и очках на лбу, с газетой руке, настороженно оглядев стоявших на лестничной клетке друзей, робко поинтересовался, чем обязан столь раннему визиту.
-Вовик "Ирис" продают - Без предисловий выложил Санек.
-Проходите - распорядился Киричек, пропуская гостей в комнату.
Там, усевшись в кресла и кивнув гостям на диван, он положил газету на журнальный столик, и опустил очки со лба на переносицу.
-Ну, сколько надо?
-150 тысяч дашь?
-Не дам - отрезал Вовка.
Только Санек хотел обругать Киричка жмотом, как тот, гордо запрокинув блестевший череп, изрек:
-Матросом берете?
***
Седой Рабинович, рассадив всех троих по табуретам в пустой комнате. с белыми прямоугольниками паркета, на месте проданной мебели, восседая на огромном узле, перекладывал дензнаки, лежащие на чемодане, из одной стопки в другую, сосредоточенно шевеля губами. Когда контрольная операция была закончена он, подняв глаза на троицу, нервно ёрзавшую на жесткой мебели, развёл руки в стороны и упавшим голосом произнёс:
-Всё верно.
***
Аэропорт жил своей жизнью, безжалостно разрывая, и щедро воссоединяя людские души. Рабинович стоял у стойки регистрации, между двух чемоданов, и озирался, в надежде, что кто-нибудь придёт проводить старого завхоза яхт клуба. Никто не шел.
-Ваш билет и документы - прозвучало прокурорским тоном из-за стойки. Он вздохнул и обреченно сунул в окошечко свой приговор. И тут сзади его хлопнули по плечу. Старик оглянулся. Санька Семен и Вовка стояли вряд. В руках у Семёна блестел, свежим лаком и надраенной оковкой с надписью «Ирис», яхтенный штурвал.
***
Ночью, по Черному морю, под гротом и стакселем, гонимый теплым ветром, шел «Ирис».Сашка и Семен, слегка перебесившись за штурвалом днем, сидели в каюте у стола, сервированного кружками, бутылкой Столичной, буханкой хлеба и копченой колбасой. В руле стоял Вовка.
-А я говорю лучше идти в Ялту. Там интересно там музей Чехова там крепость и фуникулёр - доказывал Семен.
-Семён ты не прав – настаивал Санек. Надо в Геленджик. Там пляжи, там отдыхающих больше, там можно катать за деньги.
-Ребята - донесся из кокпита голос Вовки, можно между кораблями пройти?
-Можно - разрешил Санек.
-Вовка водки с бутербродом хочешь - спросил Семен
-Давай – ответил рулевой.
Семен налил в кружку, и положил кружок колбасы, на хлеб.
-Ребята - снова донесся голос рулевого -а почему на одном корабле огонь зеленый а на другом красный.
Сашка и Семён вскочили одновременно, столкнувшись лбами над столом. Зазвенели, ссыпавшись, со стола кружки. Початая бутылка водки, обречённо булькнув, юркнула под рундук. Сашка и Семен, толкаясь на крутом трапе, вывалились в кокпит и, отпихнув Вовку, разом рванули штурвал в сторону. В пяти метрах от борта яхты двигалась стальная, ржавая стена сухогруза. Яхта встала носом на ветер, и паруса захлопали.
-К штурвалу Киричёк - крикнул Санек. Раззява. Мало тебя лупили.
***
Легкая волна шлепала в борт судна. Напряглись под ветром паруса. Трое взрослых мужиков шли по морю, счастливые от сбывшейся детской мечты. А сухогруз, чудом, избежавший столкновения, вёз, одесским пацанам, апельсины.