Короля и королеву я, конечно, раньше видела. Разок – в церкви, куда попала вместе с батюшкой на торжественное богослужение по поводу какой-то там победы. Разок – неподалеку от нашего дома, когда устраивалась большая охота. Я знала, что королева хорошо сидит на лошади. Знала, что король, как раз, наоборот. Но ни привычек, ни нрава, даже лиц родителей моего мужа я толком не знала… потому и шла сейчас как на экзамен, который сдают каждый год школяры в университете при монастыре святой Женевьевы.
Вчера? На свадьбе? Ой, я вас умоляю… во-первых, меня замотали в какие-то покрывала, так, что я едва могла дышать из-под тюля и кружев, во-вторых, если честно, я думала лишь о том, что вот-вот раздасться дружный хохот, и вся эта затея окажется очередной венценосной шуткой!
Если честно, и сейчас все еще думаю.
Я искоса глянула на вышагивающего рядом мужа. Он был высок, длинноног, и шел довольно споро, так, что мне, с моим росточком, приходилось почти что вприпрыжку поспешать за ним. Он, наверное, думал в этот момент о чем-то серьезном – брови сдвинул, нос длинный упрямо смотрит вперед, а губы, ишь, как насупил – и не скажешь, что родной матери с отцом визит наносит. Он-то чего волнуется?
- Луи…. – я попыталась остановиться, - я боюсь!
- Чего? – он глянул на меня неприязненно, - не к чужим ведь идешь…. – и я заткнулась, и поспешила дальше, разметая вокруг себя вихри феиным платьем, лишь голову опустила, чтобы он не заметил навернувшихся слез.
- Я и сам боюсь… - услышала я вдруг сбоку. Он остановился, потому что мы почти пришли – там, впереди, виднелись двери в покои королевы, где ждала нас сама королева – мать Луи, и его отец, король Филипп, - я и сам боюсь, Сандри, потому что,… потому,.. а,… ладно, - он махнул рукой. – Пойдем.
- Нет, стой! – я схватила его за руку, - погоди! Мне надо тебе что-то сказать, - и маню его, чтобы нагнулся.
Ну, он и нагнулся покорно, дурашка. А я поцеловала его в большое ухо, с вытянутой вниз мочкой, потому что уж как-то он это грустно сказал – последние слова, про то, что боиться. Ну и,.. спустя миг я уже сидела на широком дворцовом подоконнике, потому что так моему мужу было куда как удобнее меня целовать…. «Луи! – пыталась пискнуть я, - нам идти!!... Ждут! … Ах!! … Потом, потом, Луи, ждут нас…..»
- Ладно, - он неохотно оторвался от меня, - пойдем…
- Ты сожрал всю мою помаду, - засмеялась я.
- И что? Мне теперь не полагается обед?
Спасибо – развеселил меня, и я шагнула в покои королевы куда как увереннее, нежели до того..

А покои-то…… ладно, о них потом, отдельно. Одно скажу – Фина бы лопнула от зависти.
Вначале мы попали в лапы короля.
- О!! Наконец-то! Ну-ка, ну-ка! Идите сюда! Ну-у-у.. – он разглядывал меня, как…. как… пожалуй, как куклу в витрине кукольника. Оценивающе разглядывал. Взял за кончики пальцев, церемонно прошелся со мной, будто па-де-грас танцевать собрался – а сам все косился на меня, как я там сзади выгляжу. Я уж было собралась начать смущаться, но он заулыбался, подвел меня к сыну, и сказал весело: «На, олух, держи свое сокровище!»
- Филипп, боже мой, что вы себе позволяете,… а еще сир! – раздалось сбоку, от окна. Там было кресло, и в кресле сидела Ее Величество королева Екатерина.
Матушка моего Луи!!!
Звук ее шагов знал каждый придворный, ее привычки были возведены в ранг государственных законов. Сам король Филипп предпочитал отмалчиваться, если королева начинала говорить. И сейчас мне предстояло «предстать пред очи»…..
Я глубоко вздохнула, и обернулась.
Глаза. Довольно маленькие, близко посаженные. Темные, будто ежевика в аббатстве Сен-Мишель. Но кожа белая, очень белая, и почти без морщин… а губы – тонкие, аккуратно подкрашены красным и уложены в две ярких полоски на этом белом лице. Плотная бархатная шапочка сурово прячет под себя все королевские локоны – все, до единого, и даже тончайшие кружева, наброшенные сверху головного убора, не смягчают лица королевы. Украшений почти нет, лишь крест на шее, а сама шея и декольте затянуты плотным кружевом…сколько же ей лет-то?? Обычно так одевались лишь уже совсем престарелые матроны!!!
Зато платье, конечно – богатейшее, красного бархата, с крупными рубинами по лифу, и по последней итальянской моде подхвачено под грудью жестким поясом опять же с рубинами. Рукава – будто воронки, широкие, чересчур даже широкие, но у локтей тоже перехвачены золотыми обручами, так что кое-как жить с такими рукавами можно. Фина, мачеха моя, как-то недавно тоже себе с такими рукавами платье соорудила, наивная. Тоже мне, знатная дама нашлась. Влезла раз-другой этими рукавами то в кастрюли с едой, то в салатницу, и перешила платье….
- Приветствую Вас, милочка, - церемонно сказала мне королева, - надеюсь, мы с вами подружимся.
- Вы оказываете мне большую честь своим вниманием, сударыня, - так же церемонно сказала я. И присела. Низко, но не очень подобострастно.
Присела, да….. посидела там, внизу, потом привстала. Выпрямилась. Глянула на венценосную даму, ожидая приглашения расположиться рядом с ней в кресле у камина. Так нет же!! Королева рассматривала меня с головы до пят, как рассматривают заморскую диковинку. Как экспонат. Как нечто, не заслуживающее особого внимания. Что она, фасон феиного платья изучает, что ли???
Я отпустила краешки широкой юбки, которую все еще поддерживала после реверанса, окончательно выпрямилась, и демонстративно сложила руки на груди. Да! Напрасно я думала, что королева изучает фасон платья. Она изучала меня! Увидев мой нарочито дерзкий вид, она иронично вздернула вверх свои тонкие бровки, опустила вниз один уголок рта, и собралась уже было что-то сказать… да ее прервал смех двух ужчин. Это король с сыном обсуждали что-то весьма для них обоих занятное.
Королева досадливо повела бровью, потом сказала мне:
- Милочка, вы ведь любите розы? – я и рта не успела раскрыть, как она продолжила: - так я вам покажу мой розарий. Он сейчас в самом цвету. Прошу вас!
И ручкой – в сторону распахнутой двери в сад. Мол, пошли отсюда, я сейчас с тобой разберусь. И мужичкам своим:
- Не скучайте, мальчики, мы пошепчемся о наших женских секретах…

Розы. Опять розы. Ну почему все так любят эти жирные и наглые цветы???
Мы шли рядом. Я, и королева Екатерина. Тут, в ярком свете дня, заметнее стали морщинки, прочертившие ее лицо, сеточкой упавшие под глаза. И кожа на лице – пергаментная, сухая. Неужели она не пользуется мавританскими притираниями? Даже Фина мажется ими почем зря. Намажется как обезьяна, потом прыщи сводит. Но королеве они бы не помешали, точно!
Я рассматривала королеву, а она, точно так же, рассматривала меня. Как я иду по посыпанной песком дорожке. С достоинством ли держу осанку. Прилично ли помахиваю веером. Ага! Вот начался тест на умение вести светскую беседу.
- Любите ли вы розы, милочка?
- Нет, Ваше Величество.
- Почему?
Почему????? Хороший вопрос. Величество, а ты хоть раз поливала сама свои розы? Ты таскала воду из колодца в углу сада, ночью, пока еще темно? Ты знешь, как веревка деревянной бадьи режет руку? Как расплескивается вода на босые ноги, обутые лишь в деревянные сабо? И как после того растирается нежная кожа? Потому что кожа у меня все же нежная, пусть я и всего лишь дочка королевского лесничего. Нет, наверняка не знаешь. Тогда о чем мы будем с тобой говорить?
- Я предпочитаю левкои, Ваше Величество.
- Левкои? Впрочем, они милы.
Еще бы, твое Величество.
- А любите ли Вы моего сына?
Вот это удар ниже пояса. Я даже остановилась. Что тебе ответить, Величество? Я не знаю. Я еще не успела понять. Я знаю лишь, что таяла в его руках, и мурашки по коже топали так, что я боялась – грохот их подкованных башмаков услышит весь Лувр. Луи рыжий и веселый. У него длинные уши, большие руки, и ноги, совсем не похожие на ноги наследного принца. Он пахнет яблоками. Он – мой. Теперь уже - мой. Ты это понимаешь, матушка?
- Ваше Величество, я преисполнена счастьем от того, что принц Луи соизволил обратить на меня свое венценосное внимание.
- Вы весьма благоразумны, милочка… – и тут громкое «ха-ха!!!» из недр королевской спальни. Оттуда, где остались Луи и его отец.
- Мерял?? Туфельку?? Всем подряд?? – хохотал Его Величество король Филипп, - ну, насмотрелся ножек!! В чулочках?? Ах, проказник!! И что?? Никому не подошла??
- На удивление! Только ей!! – хрипловатый хохоток моего мужа. – Пришлось жениться!!
- Так-таки и пришлось?
- Ну, я же человек слова, отец. Если бы не это пари…
- С графенком?
- С молодым графом де Муи, отец! Какой он графенок…
- А какой он граф? Подставка для шляпы с перьями…
Муж мой опять расхохотался, рассмеялся и король, улыбнулась и королева – ехидно так, и поглядывает на меня искоса… что, мол, я скажу?

А я ничего не говорила. Я считала до десяти.
Раз – мне годик. Умерла моя матушка. Мне все равно. Я – кукла в пеленках.
Два – мне два. Руки Анеты. Ее саму не помню, а вот руки – мягкие, нежные – помню.
Три. Три года. День рождения. Кукла в подарок – большая, нарядная и … страшная. Я долго плакала…
Четыре. Отец подарил мне лисенка. Через полгода малыш заболел, и его убили на моих глазах. Четыре. Четыре удара шпагой для такого маленького тельца – это чересчур.
Пять. Первое «взрослое» платье.
Шесть. Отец учит меня читать, я плохо соображаю, меня в первый раз шлепнули ремнем. Смертельная обида и планы, как я убъю отца, когда вырасту. Анета. Она рядом, утирает мне слезы, и таки помогает выучить эти буквы…
Семь! Небывалый урожай яблок в королевстве!! Объелась их на всю оставшуюся жизнь.
Восемь. Надо же… оказывается, мальчишки могут быть красивыми… а мой кузен Матье – самый красивый…он почти взрослый, ему пятнадцать, а я – малявка, но он все равно самый красивый!
Восемь. Очень снежная зима. Лед сковал королевство. Матье исполнилось шестнадцать. Почти исполнилось. Под самый сочельник он дрался на дуэли с соседом, таким же мальчишкой, и был убит.
Девять. Мне девять. Не может быть. Я такая старая….
Десять. Отец женится на Фине.
Все. Дальше взрослая жизнь. Я открыла глаза. Королева все так же смотрела на меня глазками-бусинами, но смеха из раскрытого окна уже не было слышно. Что ты ждешь, Величество? Что ты ждешь от меня – истерики, слез? Думаешь, этой девочке никогда не делали больно?
- Ваше Величество, - юная принцесса Сандрильона, то бишь, я, гордо подняла голову, - Вы изволили спросить у меня, люблю ли я Вашего сына. Да! Люблю. Почему? Потому что он – человек слова. Он выполняет даже дурацкое обещание, неосторожно данное во время дурацкого пари. Несомненно, это потому, что мой муж – сын достойных родителей, научивших его не только держать слово, но и уважать любую девушку, даже простую дочку лесничего. Поздравляю Вас, Ваши Величества, вы воспитали себе славного преемника. Я в восхищении от вашей семьи. За сим, не позволите ли Вы мне откланяться? От запаха роз у меня разболелась голова.
- Не позволю, - резко сказала королева, - и не ври венценосной особе. Ничего у тебя не разболелось. Идем.
Она взяла меня под руку и властно повела к дальней беседке в углу розария. Там усадила на мраморную скамью, сама села напротив.
- Ну? – спросила наконец, - так почему же ты не любишь розы?
- Розы капризны, - с улыбкой пояснила я, - и требуют много ухода. Частого полива. А чтобы они смотрелись хорошо, их надо часто, несколько раз в день, сбрызгивать водой. Если при этом за каждым ведром воды надо бегать к колодцу в другом углу поместья, то цветущие розы, обрызганные капельками росы, доставляют мало радости.
- Ты сама ухаживала за своими розами? – резко спросила королева.
- Нет. Я ухаживала за розами своей мачехи. Сорок розовых кустов. Красных. Я должна была еще затемно начать поливать их, чтобы к утреннему кофе Фина, одна, или с гостями, могла завтракать на террасе, любуясь на свежие розовые кусты.
Королева хмыкнула, потом сказала:
- Ну что ж. Трудолюбие весьма похвально, и воспитывать его в девушках надо с детства. У твоей мачехи были благие намерения.
- О, да, - подтвердила я, - и потому, наверное, кофе ей должна была подавать тоже я.
- Ты? – Ее Величество даже не пыталась скрыть удивления, - но ведь ты дочь дворянина! А она… она по-моему дочь…
- Туринского горожанина, - подсказала я, - правда, зажиточного.
- Но куда смотрел твой батюшка???
- В рот моей новой матушке.
Королева презрительно приподняла брови, покачала головой.
- А сколько слуг было в вашем доме? – спросила она меня негромко.
- Ну, конюх, потом камердинер батюшки, еще Пьер – он смотрел за гончими…
- Сколько женской прислуги? – перебила меня Екатерина.
И вот тут я наконец смешалась. Замолчала. Прикусила губу, чувствуя, как начинают гореть щеки. А королева стащила перчатку с моей руки и внимательно осмотрела ее.
Мда. Рука была, конечно, чистой, но – увы! Никак не могли за сутки безделья сойти с ладони мозоли и отрасти длинные аккуратные ноготки. Екатерина кивнула головой, отдала мне перчатку, еще раз провела по мне взглядом – с ног до головы. И спросила вдруг совсем неожиданно:
- У тебя есть личный лекарь?
- Нет, Ваше Высочество.
- Можешь пользоваться услугами моего. Он стар, осторожен, и всегда старается в первую очередь не навредить. Если почувствуешь какое-то недомогание… или какие-то симптомы… ну, ты понимаешь меня, я надеюсь, - обращайся прямо к нему.
- Спасибо, Ваше Величество.
- Не дергайся. Никаких поливок роз. Никаких диких скачек верхом. Никакой беготни с прыжками через три ступеньки – да, да, я всегда знаю, что тут происходит, в этом дворце. Ты начинаешь мне нравиться, девочка, но запомни – ты понравишься мне еще больше, и мне, и Луи, и королю Филиппу, и всем подданным, если родишь здорового наследника. А лучше – не одного. Пойми, я говорю так, потому что люблю своего сына.
- Я тоже люблю его, Ваше Высочество!
Королева кивнула мне, поцеловала в лоб, и сказала:
- Надеюсь, это правда. Ладно, ступай. Луи, наверное, уже тебя заждался, и… я думаю, у тебя есть что ему сказать. Так ведь?
- Да, Ваше величество. Есть.
- Можешь звать меня «мадам», - услышала я. – Как и остальные члены королевской семьи.
И она наконец-то мне улыбнулась.

День первый. Вечер.

Каюсь, я соврала королеве-матери. Не знала я, что мне сказать моему мужу.
Устроить истерику с рыданиями, битьем посуды и редкими членораздельными выкриками «так вот ты какой»? Хм. Вряд ли этот венценосный рыжий гад будет оправдываться. Пожмет плечами, фыркнет, и пойдет… да вот хоть к розовой леди Сюзи. Или еще к какой. Благо их тут, этих ледей, полдворца.
Я задумчиво шла по дорожке вглубь королевского парка, прочь от дворца. Принц ждет? Подождет. Мне надо подумать.
Сделать вид, что я ничего не знаю? И жить дальше, смиренно глядя в рот мужу, глотая следующие унижения и смутно надеясь когда-то надеть корону? Вот еще. Я, конечно, дочка лесничего, да. Но не совсем уж дура, и не половичок у камина, на который ноги ставят!
Эх, почему я не мужчина!!! Я бы вызвала его на дуэль. Никаких шпаг. Кони, и пики – я видела такое на картинке в одной книжке про старинного английского короля, у него еще стол был такой странный, круглый. Я бы взяла себе черного коня. Как ночь! Черный конь – уже страшно. И пику. Толстую и длинную!!! С железным острым наконечником. А он бы конечно сидел на своем Шалуне – хороший конь, но уж больно для пики изящен. И вот мы скачем навстречу друг другу…. У меня забрало опущено, и он не видит моего лица, и удивляется – кто же его вызвал на поединок, и, главное – за что? И тут – удар! Прямо в него!!! Он умирает мгновенно.. нет, так не пойдет. Он падает на землю, и еще дышит. И тут подхожу я, снимаю с головы шлем, а волосы мои рассыпаются, а он едва узнает меня, у него в глазах темнеет, и я достаю свой «кинжал милосердия», и приставляю его к его горлу! И в последнюю минуту он узнает меня, шепчет «Жена???», а я ему: «Будешь знать, гад, как жениться по пари!!!»
И… и я его убью.
Наверное.
Мизерикордия – удобное оружие, им может пользоваться даже дама. Особой силы не нужно. Конечно, я смогу перерезать ему артерию. Несколько хриплых вздохов, кровь, широким потоком марающая доспехи, и землю ристалища. И все. Он лежит, голова вывернута неестественно, бледен, жутко бледен, и веснушки на длинном носу почти не видны. Глаза закрыты – почти так, как сегодня утром, когда он закрывал глаза от счастья, ощущая мои губы у себя на груди. И улыбается. Он всегда улыбается, насмешливо и беззащитно, один уголок рта чуть выше другого. Мальчишка. Мой мальчишка. Мой глупый, мой дорогой мальчишка! Да я прибью любого, кто посмеет тебя хоть пальцем тронуть!!!
- Луи! – невольно вскрикнула я, будто мужу моему и впрямь грозила опасность, и развернулась, намереваясь бежать к замку. И едва не наткнулась на крохотную девчушку. Пять лет, тонкий носик, чепец не накрахмален. Глазки красные – плакала, видимо, и сейчас еще носом хлюпает. Фартушек грязный, видно, что уж не первоый день девочка в нем ходит. И ножки – босиком в сабо, без чулочков. Поди, натерла мозольки-то, пока за мной бежала.
- Жавотта! – я присела, заглядывая малышке в глаза, - ты-то откуда взялась?? Ты тут одна, что ли? Кто тебя отпустил одну по парку бегать?
- Я сама отпустилась, - сказала малышка, и машинально полезла пальцем в нос – я едва успела перехватить руку.
- А что ты тут делаешь?
Она вздохнула, посмотрела на палец, который так и не успел попасть в нос, и спросила:
- Сандли, ты кололева? У тебя колона есть?
- Нет, - улыбнулась я, - я не королева, и короны у меня нет. Пока.
- А будет?
- Думаю, да, - соврала я.
Ах, как засветилась ее мордашка!! Будто свечку зажгли внутри тыковки! Уцепилась мне за платье ручонками, и защебетала:
- Сандли, а дас мине помелять??? Колону?? Я лазочек, и все!! Тока памеляю!!! И отдам!! Ну пазалуйста!!!!!
- Конечно, конечно!!! – я даже рассмеялась, - померяешь корону, мало того – будет и у тебя своя корона! Обязательно!
- Здолово!!
- Конечно, Жавоттта. Я тебе обещаю. А теперь быстро рассказывай, что ты тут одна делаешь?
Она вздознула, погрустнела, еще раз дернула меня за платье, и сказала:
- Сандли, пойдем домой.
- Но я же дома…
- Нет, пойдем в настоясий дом! Папа сказал, что ты тепель кололева и тебе надо на тлоне сидеть. С кололем. А у нас дома тлона нету. А если мы тебе тлон купим, ты вернеся?
- Папа тебе так сказал? – переспросила я.
- Да, утлом, когда одевал меня, и потом колмил. Папа касу не умеет валить, она у него комоськами.
- А мама что делала? – спросила я.
- Мама лезала на диване, у нее голова болит. А потом папу вызвал кололь, а я посла тебя искать.
Мне стало дурно. Это кроха протопала пешком неколько лье, и нашла меня в лесу просто чудом! Она могла заблудиться. Свалиться с моста в реку. В конце концов, просто до смерти испугаться какого-нибуть зверя!!! Вон, еще недавно я слышала от отца, что пора устраивать охоту на кабанов, а то они настолько обнаглели, что стали захаживать даже в королевский парк! Святой Франциск, это же просто чудо, что с ней ничего не случилось!!! Нет, я эту Фину убью….
- Вот что, - сказала я строго, - не дело это девочке одной бегать по парку, да еще и без разрешения мамы! Сейчас мы с тобой быстро пойдем домой! – и взяла ее за руку.
- А ты? – жадно заглянула она мне в глаза, - а ты пойдесь домой? Я без тебя не пойду! – и она скривилась, собираясь плакать.
- А будешь реветь, - еще строже сказала я, - не дам померять корону!!!
Слезки тут же высохли, она ухватилась за меня, шмыгнула носом, и буркнула:
- Посли узе, сто ли…
Но не успели мы пройти и десяти шагов, как из-за поворота галопом вылетел всадник, увидев нас, резко осадил коня, и с криком: «Дочка!» бросился к Жавотте. Это был мой отец.
- Вы что там, с ума все посходили?? – зашипела на него я, - куда эта дура Фина смотрит? Почему Жавотта у вас бродит одна по лесу? Кто сейчас за ребенком смотрит?
Я думала, он на меня прикрикнет. Или махнет рукой – отстань, мол. Вместо этого он низко поклонился, и сказал:
- Простите, Ваше Высочество. Я был на службе, а мать девочки болеет. Вот и сбежала малышка. Я подыскиваю ребенку няню, но пока не нашел. Спасибо Вам за заботу о моей девочке, - и он еще раз низко поклонился.
- Папа, ты чего??? – я ошарашенно на него смотрела, - не узнал меня, что ли??
- Почему же, я Вас знаю, Ваше высочество. Вы раньше были моей дочерью.
- Была??? – у меня пересохло горло, - папа ты что? Как это – была?? Я и сейчас твоя дочь!
- Простите, меня, Ваше Высочество, - отец мялся, не зная, что еще сказать, - я наверное неправильно говорю. Я всего лишь лесничий. Я красиво говорить не умею. Вот охоту устроить – это я могу. Хотите на охоту, Ваше Высочество?
- Нет, - едва вымолвила я одними губами, - не хочу. Спасибо. Ступай, голубчик, и получше смотри за своей дочерью.
Он вскочил на лошадь, я подала ему Жавотту, шепнув ей «корону ты обязательно померяешь», и они скрылись.
А я осталась в полной растерянности.
Так кто же я???
Дочка королевского лесничего? Но отец только что от меня отказался.
Принцесса, жена принца??? Но как можно верить человеку, который заключил на тебя пари?
Думая об этом, я машинально шла все дальше и дальше, забираясь в парк. Как вдруг послышался шум – это явно был какой-то зверь. «Кабаны!!!!» - стукнуло мое перепуганное сердце, и я быстро полезла на ближайшее подходящее для этого дерево – как учил меня когда-то отец. Забралась как можно выше, мысленно прощаясь с феиным платьем – после таких упражнений его точно прийдется выбросить! Впрочем, и не жалко. Оно и само пропало бы в 12 ночи.
Кабан вышел из ближайших кустов, сверху совсем не страшный, подошел к дереву, на котором я сидела, и начал что-то искать в лесной подстилке. Потом постоял. Думал, что ли? Потом опять ел что-то, роясь в земле. Потом долго чесался о ствол дерева, и наконец-то, когда у меня совсем затекли руки, он нагло улегся прямо под деревом!!!
Вот ведь свинья, а?
- Пошел отсюда! – пискнула я сверху, но кабан и ухом не повел. Наверное, подумал – птички чирикают. Тогда я сняла с ноги туфельку, и бросила ее вниз. Туфля шлепнулась прямо на спину животному, и отскочила в сторону, кабан вскочил, и завертелся на месте – вверх он, конечно, не мог посмотреть. И вдруг развернулся, и быстро исчез в зарослях. Через минуту я поняла – почему.
На поляну выехал Луи, с ним граф де Муи – «графенок», и виконт де Морт.
- Здесь ее тоже нет, - сказал граф.
- Ищите!!! – сердито выкрикнул Луи, - она не могла далеко уйти! Да что это такое!! Только что она была здесь, я оставил ее с матерью, и вот вам – пропала!! Как можно пропасть в королевском парке?? Я с ума сойду скоро!
- Та ладно, - фыркнул «графенок», - так-таки и « с ума». Неужели тебе еще не надоела эта игрушка?
Резко свистнул хлыст, яркая багровая полоса вспухла поперек лица графа де Муи. И холодный, неузнаваемо-злой голос моего мужа:
- В следующий раз это будет шпага, граф. Если вы еще раз позволите себе в таком тоне отозваться о моей жене…
- Что Вы, что Вы, Ваше высочество, - граф лопотал, вытирая с лица то ли слезы, то ли сопли, - я очень уважаю мадам Сандрильону, она весьма достойная дама!
- Луи! – перебил их виконт де Морт, - я вижу следы! Тут кабан прогуливался! Здоровенный!
- Кабан??? – что это, у Луи дрогнул голос? Или мне показалось?
Принц соскочил с лошади, и подошел поближе к дереву, наклонился, рассматривая следы. И тут, видимо, заметил мою туфельку.
- Муи, Морт! – выкрикнул он, выпрямляясь, - скачите вперед!!! А я ее здесь поищу!!! Нечего нам толпой шастать!
Всадники развернули коней, и скрылись в лесу. И только тогда Луи запрокинул голову, и посмотрел на меня.
- А я тебя таки нашел!!! – он махнул рукой, в которой была зажата туфелька, - слушай, Сандри, ты всегда, когда пропадаешь, туфли теряешь? Спускайся, я хочу ее тебе еще раз примерять!
- А если туфелька не подойдет? – спросила я, - ты женишься на другой? Кому она прийдется впору?
- Нет, - засмеялся он, - я куплю тебе другие туфли! Ну, спускайся же! Ты чего туда залезла, а?
- От кабана пряталась, - пыхтя, отвечала я, спускаясь вниз, царапя локти, и обдирая коленки. – Страшно было.
- А чего убежала-то, а? Одна? В лес? – спросил он, снимая меня с последней ветки, и обнимая покрепче, - боже, девочка, ты меня напугала! Что-то не так? Тебя кто-то обидел? Неужели я? Ну, так оттаскала бы меня за волосья, или побила посуду, или что там еще у вас принято. Все ж безопаснее! А то выдумала – в лес. Сандри, в лесу опасно! Не делай больше так, ладно?
- Да, Луи, - прошептала я, опуская глаза, - но я убежала, потому что мне было стыдно. Ты пообещай, что простишь меня.
- За что??? – таким изумленным я его еще не видела.
Так. Помолчать. Вздохнуть. Опустит глазки, и….
- Луи, я так виновата. Я обманула тебя. Я ведь заключила пари с подругой, что я, простая дочка лесничего, смогу выйти замуж за принца. Но…
- Что??? – он перебил меня, едва сдерживаясь от смеха, - ты тоже???
- Что значит – тоже?? – я нахмурилась.
- Ну, мы с Муи поспорили тут… ну, короче, тоже пари!
- И ты женился по пари???
- Ага, и ты тоже вышла замуж подобным образом, - он уже открыто смеялся, - Сандри, ей-богу, ты – прелесть! – он вскочил на лошадь, протянул мне руку, и сказал:
- Поехали домой, а?

Уже позже, когда мы уже почти приближались к дворцу, я спросила:
- Ладно. Ты женился по пари. Выходит, ты меня не любишь?
- Выходит, так, - ответил он, - но тогда и ты меня не любишь?
- Ни капельки, - рассмеялась я, - но тогда почему нам так хорошо вместе?
- А черт его знает! – ответил он…

Старушка зевнула, и взглянула в окно. Пожалуй, на сегодня хватит. Мальчик конечно старательный, и готов писать сутками, но она устала. Завтра она припомнит все, что было с ней далее – а было многое. А пока… надо бы выдать ему аванс, пожалуй. Вон, камзол лосниться, и воротничок без кружев. Она забрала у писца перо, обмакнула его в стоящую тут же чернильницу, и слегка небрежным почерком написала на листе бумаги:
«Выдать подателю сего, господину…»
- Как тебя зовут полностью, Шарль?
- Перро, мадам. Шарль Перро.
«… господину Шарлю Перро аванс в счет причитающегося ему жалования»
И внизу – подпись, легкая, четкая, как поступь девушки по мокрому песку:
«Сандрильона»