СЕРДЦЕ ВСЕЛЕННОЙ

Глава 1

Никита выглянул из-за угла школы. Шмелев с компанией стоял возле узких ворот, он громко хохотал, наблюдая за тем, как его сотоварищи раздают пинки, проходящим мимо школьникам.
- Ждут? – неожиданно прозвучало за спиной.
Никита вздрогнул и оглянулся.
Петька Новиков снял с плеча рюкзак и прошел вперед по протоптанной в снегу тропинке.
- Ждут, - ответил он на свой же вопрос. – Ну что, так и будешь стоять?
- А что я могу? – Никите было стыдно сознаваться в беспомощности, но это же Петька… он хороший, он поймет.
- Пойдем вместе, прорвемся!
Никита посмотрел на одноклассника. Петька был выше его ростом и вообще выглядел старше своих четырнадцати лет. И хотя Новиков перевелся в их школу недавно, всего лишь месяц назад, к нему никто не приставал, не выворачивал карманы, не бил и, уж точно, не унижал при всех!
Не дождавшись никакой реакции, Петр поднял на плечо сначала свой рюкзак, а затем и рюкзак Никиты.
- Вперед, - решительно сказал он и направился к воротам.
Воображение Никиты уже рисовало картину – идет бугай Петька, несет два рюкзака, а он плетется позади, как…
- Нет, - закричал Никита и кинулся следом за одноклассником, но было поздно.
Шмелев и компания уже заметили их.
- Ха, посмотрите-ка! – Валерка Перелыгин, Шмелевский шут, показывал на них пальцем. – Ну и ну, Эльфочка дружка себе завел!
- Помолчи, - приказал ему Шмелев.
Гогот моментально стих.
Вжав голову в плечи, Никита плелся вслед за Петькой и проклинал все на свете. Когда они подошли к воротам, Шмелев схватил Петра за рукав:
- Слышь, Петро, зачем тебе это нужно? Он же сопляк, размазня.
- А эти? - Петька кивнул на окруживших Шмелева ребят.
Никита, осмелев, поднял голову. Два парня, не мигая, смотрели друг другу в глаза.
- Телепаты, блин, - очень тихо прошептал стоящий рядом с Никитой Валерка, и мальчишки переглянулись, пряча улыбки.
Наконец, Шмелев отвернулся и, махнув рукой своим дружкам, пошел назад, к школе. Петька же с Никитой спокойно миновали ворота, и вышли на проспект.
На автобусной остановке Петька замедлил шаг и оглянулся.
- А, что это я тащу твой рюкзак? – довольно резко спросил он Никиту.
- Так ты же сам… взял у меня и понес…
- Иначе ты бы до сих пор там стоял! А чего ж ты у меня его после не забрал?
- Но…, - Никита не знал, что ответить.
- Да… как все запущено, - Петр осмотрел Никиту с головы до ног. – Похоже, придется тобой заняться. Кстати, все хочу спросить, а почему тебя Эльфом прозвали?
Он так и сказал: «Эльфом», а не Эльфочкой! Никита с минуту задумчиво рассматривал Петра, а затем, решившись, молча стянул с головы вязаную шапку. Внимательно наблюдая за реакцией одноклассника, он собрал в хвост длинные, доходящие почти до середины шеи, густые белокурые волосы и оголил уши.
- Видишь заостренные кончики? Такие уши во всех фильмах эльфам приделывают. Мне это уродство от отца досталось. Мама говорит, что влюбилась в него сначала из-за таких вот ушей. А еще я очень худой, и из-за длинных волос похож на девчонку, – Никита говорил и сам поражался своей откровенности. Почему, зачем он распинается перед Петькой?! Глупо, очень глупо, но он ничего не мог с собой поделать, ведь Петр первый человек, который просто так спросил!
И вдруг… ему показалось, или во взгляде Петра промелькнуло нечто вроде злорадства?
Отпрянув, как от удара, Никита споткнулся о рюкзак, упал на колени, и будто что-то надломилось в нем.
- Отстаньте вы все от меня! – закричал он на Петра. – Чего вам всем от меня нужно?! Я тощий, я слабак, я урод, я…, я…, - Никита задыхался, - Оставь меня в покое! – собрав последние силы, прокричал он и, повернувшись спиной к изумленному Петру, бросился бегом через проезжую часть.
Что произошло потом, ни один из очевидцев происшествия толком объяснить не мог.
Подросток выскочил на дорогу, по которой в этот момент с большой скоростью неслась белая Волга. Водитель успел нажать на тормоз за секунды до неизбежного столкновения. Парнишка повернул голову на звук визжащей резины и, увидев летящую на него машину, поднял руку. Голубоватая дымка, мгновенье тишины… Волга, как на замедленной киносъемке, поднимается в воздух, переворачивается и плавно опускается на дорогу метрах в ста от застывшего с вытянутой рукой подростка.
Пока люди приходили в себя, протирали глаза - туман рассеялся, парнишка скрылся.
Петька еще долго стоял, наблюдая за поднявшейся суматохой, за приездом ГАИ и «скорой». В отличие от окружающих, он верил своим глазам. Глазам, которые в минуты нервного напряжения возвращали свой естественный желтый цвет, а зрачок сужался в черную вертикальную линию.

Никита буквально влетел в квартиру, на ходу сбросил ботинки и, не снимая пуховика, забежал в свою комнату, рухнул на диван, уткнулся лицом в подушку. Он плакал, плакал навзрыд, как маленький мальчик, потерявшийся и никому не нужный в этом огромном мире. И он выплакал все до капли, все до щемящей пустоты.
Продолжая лежать, прижимаясь щекой к мокрой от слез подушке, Никита шепотом звал маму. Ему так хотелось, чтобы она вот именно сейчас пришла домой, села с ним рядом. Никому не нужный? Никите стало стыдно за свои недавние мысли. Мама, она любит его, она его понимает, утешает. Только рядом с ней он чувствует себя в безопасности, но… он, ведь, тоже ее очень сильно любит, а потому просто не имеет права рассказать ей все, сознаться в своем сумасшествии!
А меж тем «сумасшествие», в виде некогда черной, а теперь уже седой кошки, запрыгнуло на диван.
- Опять? – прозвучал в его голове кошачий вопрос.
Кошка, конечно же, не говорила вслух, но Никита слышал ее мелодичный голос, она говорила томно, с придыханием.
- Клякса, уйди, без тебя тошно!
- Все понятно. Значит, опять, - произнесла Клякса со вздохом, но с дивана все же спрыгнула. – Ты это… не забывай, что меня еще кормить нужно! Я колбасу резать не умею, - добавила она, уже стоя на пороге комнаты.
От такого нахальства Никита резко приподнялся и во все глаза уставился на хитрющую мордочку кошки.
- А что, твой дружок куда-то подевался? Или вы наконец-то по-настоящему разругались? – с интересом спросил Никита, стягивая с себя пуховик.
В этот момент из-за косяка выскочило лохматое существо, похожее на небольшого медвежонка. Золотистый завитки его шерстки торчали в разные стороны, чуб воинственно вздыбился, а черные глаза–бусинки пылали праведным гневом.
- Это почему же я только ее друг? Значит, вот так! Значит, ты радуешься, если со мной кто-нибудь поругался! Значит, я тебе не друг?! – затараторил домовой, забавно морща пуговку носа.
- Злюка, ну что ты опять придумываешь, – улыбнулся Никита. – Конечно, ты мне друг. Вы оба – мои лучшие и единственные друзья! Уж и пошутить нельзя…
Никита вытянул вперед руки, и домовой, звонко прошлепав по линолеуму босыми лапами, подбежал к мальчику. Они крепко обнялись, а кошка – Клякса, довольно заурчав, спрятала в усах улыбку и стала умываться, сидя на пороге.

- Вы мой рюкзак не видели? – в десятый раз спрашивал Никита, обыскивая квартиру.
Домовой топтался за ним след в след, а Клякса наблюдала за этим шастаньем с высокой спинки кресла.
- Я тебе еще раз повторяю, не приносил ты рюкзак из школы! – заявила она. – И прекратите мельтешить, голова от вас разболелась!
- Болит не голова, а то, что в ней есть, - прокомментировал Злюка, - в твоем случае – пустота болеть не может!
Кошка выгнула спину и зашипела. Злюка моментально оживился и, подбежав к креслу, щелкнул Кляксу по носу. Через мгновение лохматое перекати-комнату носилось по квартире.
Никите очень хотелось растащить друзей за шкирки и надавать подзатыльников, но важнее было найти рюкзак, и чем быстрее, тем лучше. Стрелки часов приближались к девяти вечера, а уроки еще не сделаны… да и мамы что-то нет…

Уже почти девять! Никита дома один, скорее всего не ужинал, таскает бутерброды… Софья выскочила из офиса, как будто за ней гнались. Впрочем, за ней гнались. Секретарша – Нина, бежала по коридору, сжимая в руке стопку бумаг.
- Софья Андреевна, подождите!
Соня остановилась, чертыхнувшись про себя.
- Нина, уже поздно. Это не может подождать до завтра?
Нина перешла на шаг, тяжело дыша.
- За вами не угнаться! – переведя дух, сказала она. – Шеф просил вас просмотреть эти бумаги и сказать свое мнение на утреннем совещании.
- Только сейчас просил? – проворчала Соня, принимая из рук секретарши стопку документов.
Она заметила, как зарделись румянцем Нинины щеки. Конечно же, эти бумаги должны были лежать на ее столе еще несколько часов назад.
- Ладно, Ниночка, не волнуйтесь, я дома просмотрю.
- Ой, спасибо! – Нина прижала к груди пухлые ручки.
Соня спрятала документы в свою большую кожаную сумку и пошла к выходу. А Нина смотрела ей вслед и сокрушенно качала головой.
- И что только этим мужикам надо, - шепотом произнесла она, а про себя добавила: и умница, и красавица, а поди ж ты – тоже «мать-одиночка».

На улице совсем стемнело, и шел неторопливый снег. Крупные снежинки, медленно кружась, искрились в свете придорожных фонарей и неоновых реклам, отчего городские улицы казались ненастоящими и очень напоминали декорации к рождественским сказкам.
Соня вдруг поймала себя на том, что сменила походку! Она не бежала, подобно спринтеру, как обычно, а делала небольшие шажки, быстро передвигая ножками. Тело стало легким, и будто боясь потревожить, растоптать красоту, едва касаясь земли, она летела…
Город и танцующий снег были настолько нереально прекрасными, что невольно казалось, будто этой ночью может произойти все!
До автобусной остановки было еще далеко, но Соня краем глаза отметила, как возле обочины притормозила маршрутка, открылась дверь. Мысленно поблагодарив водителя, она запрыгнула в салон.
На заднем сиденье трое мужчин дремали, уткнувшись лицом в воротники своих дубленок. Соня обозвала их «сонями», улыбнулась и заняла место в ряду перед ними.
Автобус тронулся с места, и одновременно Соня увидела, как мужская рука, сжимающая какую-то тряпку, вынырнула из-за ее плеча. В последний миг, перед тем, как наступила темнота, с неимоверным трудом она успела лишь прошептать имя своего сына.

Десять вечера. Сотовый телефон безликим женским голосом выдает неизменное: «абонент временно недоступен или находится вне зоны действия…».
Никита отложил аппарат, вернулся к письменному столу, попытался сосредоточиться на истории – единственном предмете, домашнее задание по которому он мог выполнить. Но строчки текста мелькали перед глазами ничего не значащими символами.
- Что-то случилось, - тихо произнесла Клякса.
Неразлучная парочка уже с полчаса сидела на подоконнике, прильнув к оконному стеклу.
- Не каркай! – рыкнул на Кляксу домовой. – Лучше посмотри, какая красота!
Никита, не удержался и, приподнявшись на стуле, тоже посмотрел в окно. На улице шел снег, впрочем, даже не шел, а медленно опускался с небес плотно сомкнутыми рядами. Но главное – дорога, ведущая к подъезду, хорошо освещалась.
- Я не каркаю, я чувствую, - вздохнула кошка.
- Щас в лоб дам, - пообещал Злюка и даже замахнулся.
- Я вам щас обоим в лоб дам! – сказал Никита и тут же привел угрозу в исполнение, запустив в спорщиков «думочкой» с дивана. – Из-за вас не могу сосредоточиться!
Злюка спрыгнул с подоконника и взял кошку на руки.
- Вот видишь, что ты наделала – ребенка расстроила!
- Я, между прочим, дело хотела предложить, а ты, кроме, как злиться, ничего не умеешь.
- А на тебе вообще чернила выцвели! Ошибка чистописания, - фыркнул домовой.
Никита встал. Парочка, ускорившись, выбежала из комнаты. Закрыв за ними дверь, Никита вернулся к столу, достал из верхнего ящика фотографию.
Они с мамой прошедшим летом отдыхали на море и сфотографировались на фоне, шедшего под всеми парусами фрегата. Тогда фотограф очень удивился, узнав, что они - мать и сын. Это многих удивляло. У его мамы длинные черные волосы, по азиатски чуть раскосый разрез глаз, да и сами глаза у нее карие, почти черные. А у Никиты все наоборот, он белокурый, бледнокожий, голубоглазый, да и уши… Мама всем говорила, что Никита - копия своего отца, а ее кровь ради любви отошла в сторону.
Отец… Никита закрыл глаза, пытаясь представить себе его образ. Это у него получилось сразу же, потому как однажды придуманный портрет с годами только обрастал дополнительными подробностями, но не менялся. Но вот характер… каким он был человеком, его отец?
Никита спрашивал маму, и не раз, но все, что она рассказывала, нельзя было полностью принимать на веру. Слишком уж неправдоподобными были ее истории. Хотя, конечно, в детстве Никита с удовольствием верил в то, что его отец – сказочный принц из далекого мира, волей интриг и дворцовых переворотов, попавший в наш город.
Единственной вещью, оставшейся от отца, был странный стеклянный шар. Он отдал его маме в их последний вечер, взяв с нее слово, во что бы то ни стало сохранить эту вещь. Мама слово держала. Она поместила шар в картонную коробочку, укутала со всех сторон ватой. Никита видел, как мама каждый вечер перед сном осторожно достает шар из коробочки и подолгу держит его в руках. Иногда она разрешала подержать его и Никите. Какое это было удивительное ощущение! Сначала руки прикасались к холодному стеклу, но затем… стекло принимало теплоту человеческого тела, и в благодарность внутри шара начиналась игра света и цвета. Она завораживала, она манила… перед глазами вставали цветные картинки неизведанных миров…
Конечно, Никита понимал, что все картинки он придумывает сам, но ему так хотелось поверить в сказку!
Никита вздохнул. Ну а даже если б и поверил – сказка осталась бы сказкой, а правда… Правда на кончиках его ушей!

Дверь с легким скрипом приоткрылась, и в комнату осторожно заглянули две лохматые мордочки.
-Да заходите уже, - разрешил Никита.
- Знаешь, - очень серьезно и оттого пугающе начал домовой, - мы тут посовещались и решили, что время пришло.
- Мы расскажем тебе все, - гордо выступив вперед, дополнила кошка.
Никита непонимающе смотрел то на Кляксу, то на Злюку, улыбался, думая, что это их очередная проказа, но вскоре улыбка исчезла с его губ. Друзья не шутили. Такими «взрослыми» он не видел их еще никогда!
Глубоко запрятанная, запрещенная мысль о том, что с мамой все-таки что-то случилось, вырвалась из заточения. Никита чувствовал, как склизкий холод быстро заполняет изнутри все его тело.
Будто догадавшись, что творится в душе мальчика, Клякса запрыгнула к нему на колени, потерлась щекой о его руку.
- Не волнуйся, - сказала она. – Красивой и приятной правды не бывает, но, несмотря на свою уродливую внешность, у правды чистая душа. Просто нужно суметь пережить неприятное и не упустить важное.
Клякса замолчала, спрыгнула с колен Никиты, и устроилась рядом со Злюкой на диване. Никита же развернулся на крутящемся стуле и, опершись спиной о край столешницы, приготовился «к правде».
Злюка приосанился, прокашлялся.
- Итак… - начал он.