Риам Май

Правдивая история

- Привет Славик! На утреннюю зорьку все готово. Ты сам хоть готов? – спрашиваю я у друга детства по телефону.
- Извините, Петр Петрович, я не согласен работать в выходной день… у меня семья, в конце концов!
- Славик! У тебя, что крыша поехала? … Какой я тебе Петр… Петрович!
Слышу в трубке приглушенный голос Ленки, жены Славика.
- Правильно, дорогой! Сколько можно… можем мы хоть раз в год сходить в театр!
Я засмеялся про себя. Видимо Славик в очередной раз помирился со своей половиной, с которой вот уже двадцать пять лет с переменным успехом пытаются доминировать друг над другом.
- Понял, дружище! Так держать…
- Спасибо Петр Петрович за понимание! – благодарит Славка меня, урожденного Серегу.
Я разочарованно смотрю на трехлитровый туристический котелок с "маринованной" бараниной для шашлыка. Открываю крышку. Божественные запахи сырого мяса, лука, лаврового листа и сухого красного вина вызвали у меня непроизвольное глотательное движение. Ставлю котелок в холодильник. Туда же отправляется бутылка виски.
- Мои с дачи приедут и приготовят мясо в микроволновке, - решил я.
Жена с сыновьями, старшей невесткой и внуком укатили на дачу. Делать нечего, Славик своим очередным примирением с женой сорвал наш мужской дружеский ритуал: вылазку на природу с ночевкой, шашлыками и с обязательной рыбалкой на утренней зорьке. Несмотря на этот факт я был рад за своего друга.
- А почему бы мне, коль остался один, не поехать и на вечернюю зорьку тоже? – подумал я и отправился в свою комнату переодеваться.

Деревня со странным названием "Роги" встретила меня мертвой тишиною. А что вы хотите, если в деревне осталось всего десять жителей и все - дряхлые старики. Еду по улице, стараясь не раздавить курей, бегающих по улице и лезущих, как всегда под колёса.
Я подъехал к покосившимся, "сто лет" не крашеным воротам. На крыльцо вышел Михеич – хозяин избы, восьмидесятилетний старик. За символическую плату мы со Славкой оставляем у него машины, когда приезжаем на рыбалку с ночевкой.
- Вот, Михеич, привез тебе продукты, … из лекарств, все что просил: анальгин, цитромон, валидол.
- Спасибо…, - Михеич замолчал, так как снова забыл, как меня зовут, - Чего так рано приехал, вы же собирались на утреннюю зорьку?
- Славка опять кует свое семейное счастье, - засмеялся я в ответ.
- Неутомимый кузнец… твой Славка, только кувалда ненастоящая! – заключил Михеич.
Я загнал машину во двор.
- Схожу ко, я, Михеич на вечернюю зорьку, - говорю, одевая огромный рюкзак за спину. Наклонившись, я поднял чехол со снастями и собрался уходить.
- А почему бы и не сходить! – сказал Михеич, - Я прикормил там на вашей ямке, может чё на полудонку и возьмешь.
- Дай-то Бог! – ответил я и вышел за ворота.

Нет ничего прекраснее, чем идти по тропинке среди высокой травы к солнцу, замыслившему закатиться за невнятный, утративший резкость очертаний лес на том берегу озера. Все проблемы по работе, семейные неувязки, вся жизненная рутина уходит на второй, …нет на сотый план. Невольно в голове складывается формула счастья: чтобы тропинка как можно дольше не кончалась, но… скорее выйти на заветное рыбацкое место. Ну и пусть в этой формуле банальная неопределенность. Иногда неопределенность - единственное решение проблемы.
Я вышел на облюбованный нами за много лет берег озера с интригующим названием Первак. "Низина" – так называют местные этот чудесный уголок берега, причем ударение делается на последнем слоге. Трава, в окружении деревьев и высокого кустарника, от избытка влаги и недостатка солнечного света, вырастает сочной, высокой, малахитового цвета. Для профессиональных косарей такие места называются "неудобьями", но именно здесь самая привлекательная трава для заготовки сена. Два "игрушечных" стожка уже красовались на миниатюрной полянке.
- Отличное ложе для того, что бы передремать перед утренней зорькой, - подумал я и, раздвинув руками кусты, спустился к воде.
Господи! Как божественно прекрасно озеро на закате. Как умиротворяется душа, когда смотришь на деревья и кусты, нависающие над водой. Как сладко замирает сердце в предчувствии первой поклевки, …которой может и не быть, если и дальше предаваться созерцанию этого чуда – заката на озере.
Я накачал воздухом "кресло" (моя слабость – комфорт даже на рыбалке) и забросил две поплавковые удочки. Рыбья братия облегченно "вздохнув" принялаь за дело. За полчаса я вытащил не меньше двух десятков карасей и сазанчиков, небольших, грамм по триста - четыреста. Неплохая прелюдия перед основной целью моей вылазки: килограммовые, а может быть и больше сазаны, отдыхающие перед основной схваткой - клевом на утренней зорьке.

Вместе с наступающими сумерками клев пошел на спад, а когда появились первые звезды, ужение на поплавковые удочки потеряло всякий смысл. Рыбалка, это не только азарт, добыча, но и ритуал созерцания, единения с природой. Я откинулся в "кресле" таким образом, засвидетельствовав природе свое с ней единение.
- Сейчас докурю и пойду, посплю в одном из стожков, наберусь сил перед утренней зорькой, - Решил я, глядя на серебристо-черную, словно ртуть, воду.
Я выкинул окурок в осоку у самой кромки берега и стал подниматься.
- Ты не боишься? Жалеть ни о чем не будешь? – услышал я мужской голос.
Мужским этот голос можно было назвать только с большой натяжкой. Голос взрослого мальчика, юноши.
- Чего мне бояться… с тобой, о чем я буду жалеть? – услышал я ответ, скорее вопрос, предназначенный не для меня. Я интуитивно определил, что девушка, которой принадлежал голос, удивительно красива, - Ну… что болтать, там, будут… всякое! …
- Ну и пусть! Я с любимым, первым и единственным мужчиной в своей жизни. Если тебя не станет или ты бросишь меня,… тогда жизнь моя потеряет всякий…
Не нужно быть провидцем, чтобы понять – мужчина прервал свою любимую на полуслове долгим и страстным поцелуем.
- Боже! – обратился я к Создателю, которого часто забывал в суете сует, - Сделай так, что бы эта милая невинная девушка, которую я не знаю, и даже не видел никогда, не ошиблась в своей наивной уверенности! Сделай, прошу тебя, исключение в нашей урбанизированной, бестолковой и где-то даже подленькой жизни! Одари их "вечным" счастьем!
Излив, таким образом, весь свой альтруизм, я понял – в стогу душистого сена, мне сегодня не ночевать.
Тишина стояла такая, что чудилось мне, будто слышится биение их сердец.
Я снова уселся в "кресло" (а что делать), закинул руки за голову и под обволакивающую дрему мне явились картинки дней былых.

Лодка, взятая на прокат у знакомого хуторянина - пожилого бобыля, легко скользила по воде. Вдалеке виднелся "остров" – небольшой песчаный холм, густо поросший кустарником. В этом течении Днепра "райские" уголки для рыбалки и лодочных прогулок далеко не редкость. Справедливости ради нужно признаться, что рыбалка нас (меня и мою будущую жену) в этот момент не очень интересовала. Мы как угорелые бегали по острову, орали, купались до синевы и "куриной кожи". Потом, забравшись в самую середину острова и расстелив покрывало на траве, целовались до одурения. Спасая нас от сумасшествия, моя будущая жена, в конце концов, закрыла глаза, чтобы не дай Бог, кто-нибудь не подсмотрел таинство превращения "будущей"… в жену.
Я открыл глаза и возвратился в реальность. И эта реальность – утренняя зорька, была не хуже чем эти овеянные грустью воспоминаний картинки беззаботной, не тронутой коррозией межличностных отношений, юности.
Где-то там, за спиной, вставало солнце, пробиваясь сквозь листву своими лучами. По идеально спокойной и гладкой, как стекло поверхности воды временами проплывали обрывки тающего тумана. С замиранием сердца, в предвкушении поклевки я закинул обе удочки переналаженные в полудонки. Когда серый рассвет переродился в розово-оранжевое диво, две стрекозы уселись на оба моих поплавка.
- Вот черт! Плохая примета! – подумал я.
Удивительно, но по моим наблюдениям, если стрекоза сядет на поплавок до первой поклевки, рыбалка не задастся.
Давно улетели мои вещуньи, а поплавки так и не пошевелились. Настроение испортилось и сразу захотелось домой.
- Ну вот, так и не насладился я утренней зорькой в полной мере! Через час можно "сматывать удочки".
Через час я достал первую снасть. Когда я, не переставая с надеждой смотреть на поплавок, поднял удилище второй удочки с "рогатины", поплавок задрожал.
- Ну, родимая, давай! – молил я кого-то, - Бери!…
Поплавок вновь замер, и я выложил из закромов памяти парочку проклятий. Бедные рыбы! Их счастье, что они не понимают русского языка. Вряд ли бы они поняли логическую связь икры с японской матерью, ну и, слава Богу!
Но… потом началась "классика". Поплавок медленно скрылся под водой, затем резко выпрыгнул на поверхность и лег набок. В таком положении его "повело" в сторону. Я подсек и почувствовал, что на крючке сильная рыба. Началась изнуряющая борьба. Я в натяжку подтягивал добычу к берегу, потом ослаблял, "попуская" леску, затем вновь подтягивал ее к берегу. Наконец показалась голова заветного сазана. Я поднял удочку вверх, сазан "хлебнув" воздуха, лег на бок и в таком виде я подтянул его к берегу. Настал самый ответственный момент, вываживание. Подтянув леску катушкой в досягаемость "подсака", снова приподнял удочку рукой и подвел сетку под добычу. Все! Сазан, попав с головой в воду, понял, что случилось непоправимое: забился, подняв целый сноп брызг, но было поздно, крепкая сетка подсака лишила его последних иллюзий.
Я достал из рюкзака пружинные весы, называемые в народе "кантр" и подцепил крючком добычу за жабры.
- Пять с половиной килограмм! – воскликнул я, но так как из зрителей был только я один, эмоции сразу померкли.

На сборы потребовалось десять минут. Закинув рюкзак за плечи, держа в одной руке полный садок рыбы, а в другой чехол со снастями я поднялся на полянку.
Я оказался прав. Девушка была само совершенство, в своей нереальной красоте, чистоте и свежести! На ложе из свежего сена, укрывшись одной мужской рубашкой на двоих, спали утомленные первым чувственным порывом, еще несколько часов тому, невинные любовники. Я смотрел на полуобнаженные , едва прикрытые тела молодых людей и понял что будет на моей картине "Утренняя зорька", которую я задумал еще год назад, но так и не смог придумать композицию. Вот она композиция, подсказанная самой жизнью! Прекрасная в своей наготе девушка олицетворяла для меня утреннюю зорьку во плоти. Я тихонько, чтобы не разбудить удачу, снял рюкзак и достал из его кармашка походный блокнот и карандаш. За пять, десять минут я сделал удивительно точный, отражающий атмосферу и настроение набросок.

Еще не было случая, чтобы я возвращался с такой богатой добычей от Михеича.