Вот, по просьбе трудящихся... в смысле друзей-писателей, решаюсь выложить один рассказик, дето 3-летней давности...
На суд и распыл желающих покритиковать (тут найдется материалец)
Ладно, ближе к телу, как говорится... Поехали.

Он простился со своей спутницей сразу у выхода из здания вокзала, попросив не провожать до вагона. К тому, что они пришли почти ко времени отправления, - это он не любил, как впрочем, и сами поезда вообще,- не хотелось добавлять неловкость прощания: с ненужными дежурными фразами и прочей суетой. Дважды в одну и ту же вокзальную реку за сегодня, это слишком.
Поэтому, услышав неблагозвучно-профессиональное:- Поезд Киев-Урюпинск, номер…, с …пути, отправляется через пять минут, провожающих просят покинуть …, отъезжающих проверить …! Мило улыбнулся своей «провожающей», кинул быстрое:
- Пока! - и устремился в свой девятый вагон.
Место одиннадцатое, в середине СВ, с удовлетворением мелькнуло, было куплено заранее. Не хватало задыхаться где-нибудь в конце купейного вагона, рядом с туалетными миазмами и вместе с какими-нибудь орущими тётками и ноющими детьми. Можно испортить всё предвкушение намечающегося короткого отдыха. Он открыл дверь своего купе, когда поезд уже дёрнулся, медленно сдвигая картинку за окном.
На другой полке у окна в уголке, поджав ноги, сидела серенькая «мышка» и читала что-то распечатанное на стандартных листках. Рядом лежала газета, кажется известный еженедельник, на столе – билет и деньги, слабо пахло духами, какой-то сложный аромат с нотками горьковатых фиалок.
Моментальный осмотр и приветливое: - Здравствуйте!- к будущей соседке. Из-под неожиданно рыжей чёлки сверкнули два внимательных аквамарина, тихий довольно высокий голос произнёс, чуть напряжённо: - Здравствуйте!- в ответ. И опять уткнулась в свои листочки.
Однако!- подумалось ему, пока он прошёл в купе и раскладывал свои вещи по местам. Экспресс-анализ выдавал результаты автоматом: возраст – неопределённый, лицо уставшего измученного ребёнка, почти без тени косметики, волосы похоже длинные, небрежно заколотые на затылке. Вид немного испуганный, серенькое, трикотажное, немодное платьице и простенькие босоножки на полу, дурацкий бисерный шнурок на очках, эти духи – всё указывало на закомплексованную провинциалку. Надо было видеть, когда она краем глаза поймала его оценивающий взгляд на обуви, перевела свой на его стильные штиблеты, часы и вдруг, гибким движением наклонилась переставить сабо поглубже под полку.
Попыталась улыбнуться краешком губ и быстро спросила:
- Мешают? Извините! Вы до конца едете?
- Да,- ответил он, ставя на столик ноутбук. Она заинтересовано перевела взгляд на лэптоп, но ничего больше не сказала. Хотя он видел, что она за ним наблюдает искоса. Подумалось с некоторым раздражением, примешивалась жара, духота и целый день в дороге: - Не самый лучший вариант, - периферия. Сейчас начнёт суетиться, предлагать домашние пирожки, курицу с помидорами, навязчиво демонстрировать свою начитанность и прочие издержки дамских комплексов. Хотя, досада вызвана скорее ранним подъёмом, длинной дорогой, напряжённой эмоциональной нагрузкой встречи со знакомыми и незнакомыми между поездами, выпитым пивом, которое уже напоминало о себе недвусмысленно.
Зашёл проводник, смешливый западэнец в форме, забрал билеты и деньги за постель. Спросил, будут ли пить чай-кофе и не хотят ли пассажиры прессу, пиво или какие персональные пожелания, нужны ли билеты командировочным? Он спросил «смешливого», когда включат кондишн. Проводник почему-то подмигнул и сказал, что уже включён, просто ещё не разогнался, а потом станет даже холодно.
– Так чем греться будете?
«Мышка» попросила кипятка с сахаром и лимоном, сказав, что предпочитает свою заварку. И больше ничего. Он, поморщившись от упоминания пива, сказал, что ничего не надо на ночь. Смешливый ушёл дальше. Доставшая за день жара и пиво, выпитое в компании перед поездом, заставляли его мечтать о таком недостижимом сейчас душе. Пора пойти освежиться,- подумал он с усмешкой, вспомнив фразу из фильма.- А то, начнут нести дичь. Вышел, захватив с собой сигареты и полотенце.
В коридоре было ещё жарко, пахло нагретым за день железом, окна были задраены для нормальной работы кондиционера. Проводник весело напоминал, чтобы двери купе держали закрытыми, так быстрее охлаждается внутри. Кажется, это начинает ощущаться кончиками рецепторов. Туалет тоже соответствовал уровню спального вагона, не раздражал запахами и был сухой. Он стал перекурить у окна тамбура, пообещав «смешливому», что закроет его через две минуты.
Сигарета в одиночку всегда настраивает на подведение некоторых итогов. Он вспоминал сегодняшний день, начавшийся так рано с дороги, неожиданные сюрпризы короткой встречи между поездами в Киеве. Пожалуй, они были приятными. Вспомнил, между прочим, известную сентенцию, что первую половину дороги думаешь о том, что оставил, вторую - о том, к чему идёшь. Перебирал мысленно подробности дня и думал о тексте в своём лэптопе, стоит ли попробовать прихватить часик прямо в дороге на правку. Заодно и избежать нудных разговоров или поздних обязательных ужинов. И почему все воспринимают отправление поезда, как сигнал к беспрерывной жрачке?
В коридоре мелькнул серенький сарафанчик. Каштановая растрёпанная головка повернулась к курительному тамбуру и немедленно рванула в противоположную сторону, зажав полотенце как белый флаг двумя руками. Он хмыкнул про себя, отметив, что она оказывается довольно высокая и стройная. Да и, кажется, не станет стандартно-жеманно выгонять его для переодевания в какой-нибудь дурацкий халатик. Садящееся солнце окрасило проход вагона сумеречно-малиновым светом и настраивало на несколько меланхоличное состояние. Он поднял опущенную неглубоко раму. К их
купе подходил проводник (интересно, а где второй или вторая?) с подносом со стаканами и прочей посудой. Надо возвращаться.
Открыв перед «смешливым» дверь, он почувствовал действительно прохладу и опять обрадовался, что дорога не будет столь неприятной, как обыкновенно ожидаешь от совкового поезда. Листочки лежали текстом вниз на её подушке, аккуратно сложенные и накрытые сверху газетой, рядом лежали совершенно непритязательные очки..
- Вы не надумали чего?- обратился к нему с улыбкой проводник, ставя на стол чашку (не стакан!) с кипятком, рядом блюдечко с «двушкой» поездного сахара и кусочком лимона, ложечка рядом на салфетке.
- Нет, спасибо! - он опять хмыкнул про себя, - неужели времена меняются и сервис, кажется, немножко тоже.
Вдруг, наверху взревел вагонной попсой репродуктор, и он потянулся утихомирить разбушевавшуюся технику. «Ой!» – возглас сзади и толчок в спину от открытой двери. Она ткнулась ему носом в шею и испугано отпрыгнула на свою полку.
- Я нечаянно, простите, испугалась резкого звука.
- Вам оставить эту… м-м-музыку?- повернулся он закрыть дверь.
- Нет, что Вы, терпеть ненавижу громкие звуки и музыкой это назвать сложно. Я бы сама попросила Вас выключить, если не возражаете.
- Поддерживаю. – Он улыбнулся ободряюще и ещё её неожиданному выражению.
Теперь он увидел, что она продолжает держать в руках абсолютно мокрое полотенце и, весело сказал: - Может, всё-таки повесите на сушилку?
Она покорно кивнула, покраснела и приподнялась на коленях повесить полотенце, повернувшись спиной. Он отметил, что кожа её слишком белая (она явно не южанка), тонкая и влажная, вот почему полотенце такое мокрое. В прохладе кондиционированного воздуха, она покрылась мелкими мурашками, как ребёнок. Аромат духов почти исчез, стало пахнуть свежей травой после грозы. Из-под подола выглядывали нелогично маленькие ножки, неожиданно ухоженные с гладкими розовыми пятками и маленькими пальчиками с маникюром. Это не очень вязалось с её общим, далёким от холёного, видом. Она явно никогда не бывала в салонах красоты.
Развернувшись боком, кошачьим движением она скользнула к столику. В разрезе платьица мелькнули вполне приличные коленки. На которые тут же была натянута простыня и смущённо прозвучало:
- Вы не возражаете, если я выпью горячего, чего-то замёрзла? Я не помешаю Вам? Вы, кажется, настроены поработать?- она кивнула на лэптоп на столе.
- Нет, всё в порядке. Я ещё не созрел окончательно.
Зашуршал какой-то кулёчек в большой гобеленовой сумке. Она достала маленькую баночку «Чибо» и стала насыпать в чашку довольно много кофе, добавив туда кусочек сахара и опустив лимон. Он чуть приподнял брови. Моментально перехватив почти незаметное движение, она пояснила:
- Я всегда пью кофе только с лимоном.
- Нет, я подумал, что такой крепкий кофе – на ночь?!
- Просто я обычно в поездах совершенно не могу заснуть, а тут он ещё и приходит очень рано, в четыре утра: надо как-то продержаться. После длинной дороги могу неожиданно отключиться. Жаль, что сварить нельзя. Если Вы собираетесь ужинать - пожалуйста, я не буду мешать. Я почти не ем в дороге, тем более на ночь.
- Аналогично. Тем более, что перебрал дозу прямо перед посадкой. – Он опять вспомнил все перипетии сегодняшнего дня и улыбнулся.
Она пила кофе, держа чашку обоими маленькими ладонями, грея их, и небольшими глоточками. Он незаметно рассматривал её руки, делая вид, что дремлет. Руки были рабочими: синие жилки напряжённо выступали, ногти коротко обрезанные, кое-как обработанные и без лака, очень тонкая кожа почти прозрачная, - требовала, очевидно, минимальной нагрузки и большого ухода, но так явно не получалось. Запястья были совсем узкими, почти детскими, с выступающими косточками. Говорят, руки женщины не столько даже выдают её возраст, сколько несут на себе отпечаток всей её судьбы. Он неожиданно вспомнил деталь ознакомительного обозревания: когда она читала, то периодически нервно царапала ногтями уголки ногтевых пластинок других пальцев и, теперь он видел результаты ненормальной привычки в виде раскромсанной кожи вокруг.
Словно подслушав его мысли, она поставила допитую чашку и опять чем-то зашуршала в сумке. Достала тюбик с кремом и начала втирать его в руки. Запах оказался неожиданно знакомым, немного хвойным, но не определить чем именно. Он приоткрыл глаза и шевельнулся. Она напряглась и осторожно спросила:
- Вам не нравится запах? Это чайное дерево. Обычно аромат не сильный, здесь, наверное, кондиционер разгоняет. Зато он хорошо заживляет и дезинфицирует.
- Нет, всё нормально, мне нравятся хвойные запахи, – кажется, действительно начал придрёмывать. Тогда он решил попытаться поработать и сел, открыв ноут.
Она отодвинулась в свой угол, подложив подушку под спину, и принялась опять за чтение, посматривая иногда поверх очков на его руки за клавиатурой.
Его это раздражало, он никак не мог сосредоточиться. Какого чёрта, она лезет со своими пояснениями и строит из себя Вангу. И этот постоянно напряжённый ожидающий взгляд. Лучше бы она вела себя стандартно предсказуемо. Он прекрасно знал, как справляться с такими ситуациями и мог переключаться по мере необходимости на внутренний ход, оставляя для наружного контроля допустимый автоматический минимум. А с этой «мышкой» приходилось регулярно подключать запасные функции.
Зато она, похоже, расслабилась. Увлеклась своими распечатками настолько, что стала что-то мурлыкать тихонько. Мелодия была незнакомая и какая-то инопланетно-грустная. Он попытался вслушаться, понял, что совершенно не сможет работать в таком состоянии и, когда на стол легла большая заколка, рассыпавшиеся длинные волосы начала перебирать нервная рука, решил бросить эту затею с правкой текста. Всё равно ничего не получится. К тому же он явно устал за этот длинный день.
Чтобы не нарваться на очередные ненужные никому оправдания, зевнул, потёр глаза недвусмысленным жестом и отключил комп. Она моментально затихла, но глаза на него не подняла. Он взял зубную щётку, сигареты и пошёл проведать окно в тамбуре.
Было уже совсем поздно, и никто не ходил, не стоял в очереди на умывание, не интересовался открытым окном. Он курил и думал о своих любимых, ожидающих его с нетерпением и радостью. Представлял, как малышка кинется ему на шею и будет тараторить про всё, что случилось в его отсутствие. Сын с солидной улыбкой попытается вставить пару вопросов о рыбалке. Жена прижмётся ещё совсем тёплая и сонная, раннее утро, нежно усмехнётся: - Ну, как твоя книга?
Кажется, дорога перевалила за свою вторую половину. Зря он отключил телефон. Он закрыл окно, зашёл почистить зубы и вернулся в купе. Верхний свет был выключен, лампочка горела над его полкой, но она только делала вид, что спит. Это было понятно по затаённому дыханию.
Прекрасно, можно отключиться от «мышкиных» комплексов и больше не реагировать вынуждено на них. Кстати, они не познакомились. Это странно, подумалось уже совсем лениво, как же её зовут? Какой-то дикий экземпляр. Обычно ему без труда удавалось разговорить практически любую женщину, как, впрочем, и обаять. Ну, да Бог с ней! Всё знакомство закончится через пару-тройку часов. Забудется ещё быстрее.
Он моментально отключился, даже не погасив прикроватную лампочку. Свет начал кружиться всё быстрее и быстрее, увлекая его в какой-то бешеный поток… Или это мелькали этажи в иллюминаторе летящего скоростного лифта. Или горящий вагон несся под откос, рассыпая искры. А-а-а…
- Костя, Костя! Всё хорошо, лифт сломан и не поедет наверх!- прохладная рука осторожно прикасалась к его пылающему лбу. Потом, дотронулась до сжатого кулака. Погладила тихонько.
- Я не Костя!- Он с трудом восстанавливал дыхание.- Сколько времени?
- Вы кричали что-то про лифт, в который не нужно идти Косте! И про то, что Вы так решили! Это только страшный сон? У Вас всё нормально?
- До Урюпинска осталось 30 минут. Подождите, не включайте свет, пожалуйста. Я закончу одеваться.
Он откинулся на подушку. «Страшный» сон причудливо переплетался с реальностью внутри. Подумал, что слишком напряжённо работал в последнее время и вечером пытался опять заняться судьбами своих героев. По закону творчества мысль продолжала распоряжаться своей отдельной ночной жизнью.
В мелькающем предрассветном смутном потоке из окна проступал худощавый гибкий силуэт, стягивающий с себя платьице через верх и оттого ещё более вытягиваясь. На голубовато-белой коже всплывали созвездия ярких родинок. На бедре, когда она наклонилась, мелькнуло изображение, кажется не то обезьянки, не то дракончика. Тату?!- удивился он.- Это что-то!
Движения замедлились.
-Можете включать,- было слышно, что голос дрогнул и улыбнулся. – Осталось всего 20 минут. Вы должны поторопиться.
Он включил верхний свет и ещё успел, быстро собираясь, увидеть преображение «мышки». Чтобы не мешать, она отошла к двери: в розовых обтягивающих брючках-капри, в блузке с пикантным вырезом и бело-розовом пиджачке в талию; и заколотой совсем по-другому, массе струящихся каштановых волос. Тронутые прозрачной розовой помадой губы и подчёркнутые слегка тушью блестящие аквамарины глаз. Ничего общего с невзрачной вчерашней соседкой.
- Прощайте! – Усмехнулась она на его удивлённый взгляд. – Вас уже ждут, никто там не спит. И такси будет быстро. Счастливо отдохнуть! – и вышла, быстро уходя по коридору.
Когда он поднял со стола ноутбук, чтобы положить его в сумку, под ним лежал один из её листков, на котором были напечатаны стихи. Вверху было написано: - ДВОЕ.
А внизу, неровным, немножко детским размашистым почерком было написано: - «Это Ваши стихи. Только теперь они немножко и мои. Я так и не решилась попросить автограф. Поэтому оставляю свой.» И подпись: - Бетси.
Когда он вышел на перрон, где-то вдалеке последний раз мелькнула розовая фигурка и рыжая гривка. Он включил мобильник.

прошу... приступайте к препарированию Желающие, разумеется.