И плывут в тех морях корабли
С парусами в косую линейку.
© Юрий Визбор

Тучи затянули почти все небо, и только через свободную от них узкую голубую полосу возле самого горизонта пробивались солнечные лучи. Почти скрытое грозовыми облаками солнце золотило край облачного покрывала и освещало его снизу золотисто – красным. И от этого отблеска грязно-серые облака становились величественными и загадочно зловещими. Порыв ветра захлопал листьями кленов, а в воздухе запахло перегретой солнцем пыльной травой, теплой землей, асфальтом и бензиновой гарью. Почему-то перед грозой все запахи ощущаются намного острее, словно природа, испытывая катарсис, спешит выжать эти запахи в плотный, насыщенный электричеством воздух, чтобы после очистительных струй дождя родить девственно новые, не испорченные деятельностью человека запахи.

Алексей стоял на остановке уже минут пятнадцать и ругал себя за то, что не взял такси.
«Детство вспомнить захотел, на автобусе проехать, вот теперь стой и жди. Сейчас как промокнешь под дождем, будешь знать». Хотя ему ли, капитану дальнего плаванья, прошедшему десятибалльные шторма, было бояться обычной грозы. Впрочем, на суше для моряка все по-другому. Здесь даже от летнего дождичка можно было подхватить воспаление легких. Наверное, потому что на суше можно расслабиться и тогда коварные микробы и вирусы моментально берут свое при первой же возможности. А может, потому что на корабле просоленные морские ветра дезинфицируют все вокруг, а в пыльном и загазованном городском воздухе кишмя кишат различные бактерии и вирусы. В любом случае на суше надо вести себя осторожней. Прижимая к груди сумку, он шагнул под небольшой навес возле остановки, и вовремя.

Первая крупная капля - разведчик едва слышно упала на асфальт и впиталась в него, оставив после себя на память только темно-серое пятнышко. Через некоторое время недалеко от первой упала вторая капля и также самоубийственно впиталась в асфальт. Это видимо послужило сигналом сотням их сестер, и они с шумом ринулись вниз, на враз почерневший асфальт, и потекли по нему широким ручьем, наполняя собой все трещины и выбоины. Падая вниз с высоты небес, капли играли вечную музыку дождя на листьях деревьев, на крышах, на окнах домов, асфальте и лужах. Молния ветвящейся трещиной молча расколола небо, и только через десяток секунд долетел глухой, раскатистый удар грома, словно какой-то великан бухал своими сапожищами по железным кровлям домов. Автобуса все не было. А время шло, тикало, шлепало каплями дождя по мокрому асфальту. По проспекту мчались машины, с фырканьем разбрызгивая колесами воду из луж.

-----
Летний ливень тем и хорош, что обычно быстро выдыхается. Вот и сейчас дождь начал слабеть и уже не так яростно лупил по земле. Подкатил автобус. Алексей прыжком вскочил в распахнутую дверь. Усевшись на заднее сиденье, он раскрыл сумку и заглянул вовнутрь: нет, коробка не намокла. Дверь с шипением закрылась, и автобус тронулся с места. Алексей смотрел на проносящиеся за запотевшим стеклом окна размытые силуэты домов, пытаясь угадать, где сейчас проезжает автобус. Он не был здесь уже несколько десятков лет и ехал повидать друга детства, которого не видел столько же.

-----

С Пашкой Алешка познакомился, когда его родители получили квартиру в новом доме, который построили напротив дома, в котором жил Пашка. Пашка - белобрысый худощавый мальчишка - был заводилой всех ребячьих игр во дворе. Сначала Алешка побаивался подходить к компании ребят, многие из которых были старше его. Он просто стоял в стороне и наблюдал за тем, как они гоняли мяч на пустыре за новым домом. Так продолжалось до тех пор, пока однажды Пашка не окликнул его:
- Эй, ты, чего там стал? Вратарем будешь?
Место вратаря в то время было не самым желанным, потому что каждому хотелось погонять мяч и забить гол, а также потому, что воротами были две консервные банки, и, кроме мяча, вратарю приходилось постоянно следить за тем, чтобы соперники исподтишка не раздвинули ворота. Несмотря на все это, Алешка согласен был стать и вратарем, и кем угодно, лишь бы его приняли в компанию. С Пашкой они сдружились очень быстро и стали просто не разлей вода. Это длилось целых два года, пока не произошла эта неприятная история с корабликом. А дело было так:

Алешка давно мечтал иметь кораблик. Нет, не бумажный, который из тетрадного листа мог изготовить любой первоклашка, а из дерева. Но для этого требовался острый перочинный ножик, который сам по себе был немалым сокровищем, подходящий кусок дерева или хотя бы доски от старого ящика, гвозди, проволока, молоток… Гвозди и молоток можно было выпросить у отца, но досок или, тем более, ножа ему бы никто не дал.

И вот однажды, выскочив во двор после очередной летней грозы, Алешка увидел у края огромной лужи на пустыре небольшой кораблик. Он был сделан из трех сбитых вместе и гладко оструганных дощечек. Кораблик имел две мачты с парусами, изготовленными из обрезков джинсовой ткани, а по бокам, там, где у настоящего корабля находятся иллюминаторы, были прибиты крышечки от бутылок.
Алешка схватил кораблик, оглянулся вокруг. Во дворе не было ни души. Тогда он побежал, не обращая внимания на лужи, но поскользнулся, упал, вскочил и, не обращая внимание на саднящие после падения колени, бросился домой.
- Лешка, стой!
Алешка остановился как вкопанный, повернулся и увидел неизвестно откуда взявшегося Пашку.
- Алешка, отдай, это мой кораблик, мне его отец сделал! Мы заигрались, и я не успел его забрать перед дождем!
«Еще чего, - подумал тогда Алешка, - врет, конечно. Никто ему ничего не делал. Он просто хочет зажилить потерянный кем-то кораблик, но он, Алешка, его первый нашел».
- А чем докажешь, что он твой?
- Иди сюда, я покажу.
- Ага, уже бегу.
И Алешка побежал. Домой. Пашка бросился за ним, но не догнал.

На следующий день Алешка остался дома. Он боялся, что Пашка заставит его отдать кораблик. Или объявит ребятам, что Алешка украл его игрушку. Алешке было грустно, он приобрел желанный кораблик, но, вероятнее, всего потерял друга.

Алешка сидел в своей комнате и рассматривал парусник. Он мечтал, что когда вырастет, то обязательно станет моряком. Рассматривая кораблик, он заметил на днище две вырезанные буквы - «ПФ». Буква «Ф» находилась внутри буквы «П», это были Пашкины инициалы, Павел Фомичев. Эту монограмму Пашка придумал сам и очень ею гордился. У Алешки покраснели уши и щеки. Значит, кораблик все-таки был Пашкин, и Алешка его украл. Украл игрушку у своего лучшего друга. Ему было стыдно, он понимал, что следует пойти к Пашке, извиниться и все ему объяснить. Но в тоже время страх от возможного позора был так велик, что Алешка не мог заставить себя выйти во двор. Матери он сказал, что не хочет гулять на улице, потому что ему там скучно. Мама забеспокоилась, но, смерив ему температуру и проверив, не красное ли у сына горло, позволила ему играть в своей комнате. А еще через день его отправили в пионерский лагерь, в самую младшую группу, группу для октябрят. Мама сказала, что там ему уже не будет скучно. Алешке ужасно не хотелось ехать в пионерлагерь, но торчать все время в квартире он тоже не мог. Ранним субботним утром, когда весь дом еще видел сладкие утренние сны, к их подъезду подкатило такси, на котором Алешку привезли прямо к проходной завода, где работал его отец. Там стояли автобусы, которые и доставили детей в загородный пионерлагерь.

В пионерлагере Алешка поначалу скучал. Но потом выяснилось, что в лагере есть кружок судомоделирования, и Алешка повеселел. Кораблики они изготавливали в основном из подручных материалов, обычно из толстой дубовой коры, которой в близлежащем лесу было навалом. Самый большой и красивый кораблик, который он изготовил уже перед самым отъездом, Алешка спрятал под кровать, пожертвовав даже конкурсом на лучшую модель. Кораблик-победитель должен был остаться экспонатом в музее пионерлагеря, а Алешка хотел вернуть Пашке его кораблик, подарить свой и таким образом помириться с другом.

Но судьба решила иначе. Алешкины родители поменяли квартиру на другую, более просторную, в новом микрорайоне, на другом конце города. И, пока Алешка был в пионерлагере, перевезли все вещи. Так что возвращаться ему пришлось уже в другую квартиру. Но его не радовала ни отдельная комната, ни новенький пружинистый диван, ни даже лифт, на котором можно было сколько угодно кататься, он хотел к Пашке, хотел вернуть ему кораблик, помириться с ним и вручить специально сделанный для него кораблик их дубовой коры. Но Пашка жил теперь в часе езды на автобусе, и самого Алешку никто бы так далеко не отпустил. А на поездку с Алешкой к Пашке у родителей вечно не было времени. Со временем эта история забылась, Алешка нашел новых друзей, но потом потерял и их, уехав поступать в мореходку…

-----

Модель трехмачтовой баркентины ручной работы Алексей купил в известном игрушечном магазине Барселоны «Дида Ла Льока», истратив тогда на это чуть ли не треть тех денег, что у него были с собой.
В магазин он зашел случайно, бродил вдоль прилавков просто ради интереса, дочка была уже слишком взрослая для кукол и игрушек. Модель корабля притянула его взгляд, и он так долго рассматривал ее, что хозяин, оставив на помощника галдящих покупателей, требовавших показать ту или иную игрушку, направился к нему.
- Сеньора интересует эта баркентина? Это работа известного игрушечного мастера. Она сделана вручную. Существует только один экземпляр. Сеньор не пожалеет если купит ее.
И тут он вспомнил тот самодельный кораблик. В голове закрутилась шальная мысль. А что если купить этот корабль и привезти в подарок Пашке, которого он не видел уже более трех десятков лет, и сказать - вот твой кораблик, только он вырос с той поры… «за время пути кораблик мог подрасти»…
А потом он так и бродил по улицам города, по «золотому квадрату» Эщампле от собора Саграда де Фамилия до ратуши держа в руках коробку, в которую была упакована баркентина.

-----

Алексей долго стоял у подъезда, не решаясь подняться наверх. Вся идея с кораблем показалась ему вдруг смешной и глупой.
«Ну с чего ты решил, что этот взрослый человек обрадуется этой игрушке, - думал он. - Он уже, наверное, давным-давно забыл про ту историю с самодельным корабликом. Лучше бы привез бутылку или две хорошего коньяка, да коробку хороших шоколадных конфет его жене, а то кораблик, ну на кой он ему нужен? Нет, пойду-ка я обратно». И тут же ему стало стыдно за свое малодушие и страх. «Что же ты, кавторанг, вести судно через пролив, при сплошном тумане, со сломанным радиолокатором ты не боялся, а встретиться с другом детства - боишься».
Алексей собрался с духом, поднялся на третий этаж и позвонил в дверь с номером «9».
За дверью послышалось шарканье.
- Кто там?
- Павел Николаевич здесь живет?
Дверь открылась. Пахнуло жареной рыбой, какими то духами и соленой капустой.
В дверном проеме стояла пожилая женщина с уставшими глазами. Вытирая красные натруженные руки синим в белый цветочек фартуком, она спросила:
- Вам чего?
- Пашу, то есть Павла Николаевича позовите, пожалуйста.
- Павла Николаевича нет дома.
- А где он? Когда он будет?
- Уехал в командировку, будет через месяца два.
- А не могли бы вы ему предать что …
- Приходите через два месяца и сами передадите, а я не ему не секретарша.
- Но я …
Его не дослушали, дверь захлопнулась, лязгнул замок, снова послышалось и умолкло, затихая шарканье. Наступила тишина. Вдавленный в черный дермантин латунный номер тускло поблескивал в лучах солнца, неизвестно как проникших сквозь пыльное, давно не мытое окно на лестничной клетке. Он словно подмигивал ему, как будто бы хотел сказать: «Ничего, дружок, и не такое бывает».
Алексей вздохнул. «Ну вот, а можно ведь было позвонить или написать Пашке. Нет, сюрприз сделать захотелось другу детства, вот и сделал, но себе».
В уме он подсчитал, что через два месяца уже будет где-нибудь в Мозамбикском проливе, у берегов Мадагаскара, и понял - повидаться с Пашкой у него не выйдет.
Алексей спустился вниз по лестнице и побрел вдоль дома. У торца дома, там, где раньше была детская площадка, теперь был неглубокий котлован. Видимо, здесь собирались что-то строить, но не хватило денег, и котлован, который, по всей видимости, начали рыть под фундамент, так и остался. Стекавшая в котлован дождевая вода образовала на его дне небольшое озерцо. У озерца возился мальчишка лет шести-семи. Алексей спустился ниже, чтобы разглядеть, что же он там делает. Оказалось, мальчишка пускал по озерку - луже самодельный кораблик, сделанный из обломка ящичной доски и парусом из листочка школьной тетрадки. Мальчишка чем-то напоминал Пашку, такой же худощавый и белобрысый.

- Тебе нравится мастерить кораблики?
Мальчишка повернулся, удивленно посмотрел на невесть откуда взявшегося в котловане взрослого дядьку и молча кивнул, по всей видимости, это означало: «Да, нравится».
Алексей бережно достал из сумки коробку, вынул из нее баркентину и протянул ее мальчишке.
- Держи.
Тот стоял, открыв рот, и видимо не верил своим глазам.
- Это мне?
- Тебе.
- А за что?
- Просто так.
«Совсем как в старом мультике», - вдруг подумалось ему, и он поспешно добавил:
- Тебе ведь нравятся корабли?
Мальчишка молча кивнул, продолжая пожирать глазами игрушку.
- Вот и владей.
- Спааасибо… А что это за корабль?
- Это баркентина.
- А она плавает?
- Сейчас посмотрим, - он поставил сумку на землю, подошел к луже - озерку и опустил модель корабля на воду. Баркентина качнулась на воде, но устояла. Она казалась чужеродным и неестественным компонентом грязного озерка. Ее белые, похожие на лепестки лилии паруса выглядели ослепительными на фоне грязно-коричневой мутной воды. Стекающая в лужу вода слегка журчала, огибая борта, и баркентина покачивалась на маленьких волнах.
- А как она называется?
Действительно, как? На носу, там, где у настоящего судна должно быть выписано имя, было пусто. Столько раз он разглядывал баркентину в своей каюте, любуясь тщательно изготовленной парусной оснасткой, шлюпками которые были не приклеены, а принайтованы по все правилам к палубе, он даже ни разу не обратил внимания на то, что у корабля нет имени. А ведь каждое судно должно иметь свое имя, так уж повелось с древности. Именно корабли, а не автомобили или паровозы. Имена кораблям дают те, кто их строит, но моряки… Что ж, попробуем. Он нагнулся, достал из сумки капитанскую фуражку и надел ее на голову.
Мальчишка смотрел на него с восхищением.
- Вы моряк?
Теперь уже Алексей молча кивнул.
В глазах мальчишки заблестели искорки.
- Капитан?
Алексей снова молча кивнул, а потом торжественным голосом произнес:
- Итак, я нарекаю это судно…
«Как же я его нарекаю?» В его голове кружилась карусель мифических названий. «Паллада, Артемида, Эвридика… нет, не пойдут, слишком пафосные. Может, что-нибудь из песен? «В Кейптаунском порту, с какао на борту, «Жанетта» поправляла такелаж…». Нннеет».
И тут он вспомнил девчонку из соседнего двора, ту самую в белом платьице, которое от малейшего ветерка надувалось, как паруса этого маленького суденышка. Как же ее звали… Лиля… точно, Лиля, Лилия. Вот, что ему напоминали эти паруса. Хорошее имя, даже для маленького суденышка.
- Итак, я нарекаю это судно именем «Лилия», и пусть у него всегда будет семь футов под килем.
После он снова нагнулся и легонько дунул на паруса. Новонареченная «Лилия» качнулась с борта на борт и, рассекая форштевнем мутную воду лужного моря, двинулась вперед. Мальчишка заворожено смотрел на баркентину.

Алексей снял фуражку и минуты две-три смотрел то на мальчишку, то на кораблик. Потом поднял с земли сумку, положил в него фуражку и начал поднимался наверх, к дороге. «Все что не делается, то к лучшему», - мелькнула мысль. Он поднялся на тротуар и зашагал к остановке через двор, в котором когда-то прошла часть его детства. Пахло мокрой после недавнего дождя травой, о чем-то перешептывались на ветру листья каштанов и тополей, устраивая при этом на земле причудливую игру тени с солнечным светом, и откуда-то, наверное, из какого-то раскрытого окна доносилась песня:

Плыви, плыви, кораблик, в далекие края,
Где детство поднимало златые якоря.
Где мир был прост и ясен, как солнце и как день,
Где жизнь не покрывала забот, печалей тень.
Плыви, плыви кораблик в далекие края,
Где вместе мы играли когда-то ты и я…