Ветер то завывал в трубе, то стонал под окнами. Сквозь заколоченные ставни не пробиться лунному свету, да и откуда ему взяться? Вон, как метет вторые сутки. Не видно ни зги – мгла на небе и на земле. Но дом жил своей жизнью: неясные шорохи, скрип половиц, в подполе скребли мыши или это нетопырь готовился к ночной охоте? Даша в нерешительности замерла, прислушалась. Ей казалось, что кто-то незримый наблюдал за ней. Подавив желание сбежать, выставила вперед руку и тронулась дальше, тщетно пытаясь раздвинуть подступающую со всех сторон тьму. Сосновые полы тяжко вздыхали от легкой поступи. Шаг… еще шаг… дорогу перегородил стол. Даша коснулась выскобленных досок столешницы и опустила завернутое в полотенце зеркало. Зажгла свечу. Огляделась. Просторная комната с грубо сколоченным столом посередине, деревянный стул – вот и вся обстановка. От страха и напряжения ноги подкосились, и она почти упала на стул, установила перед собой зеркало в медной оправе, из которого тут же взглянула девушка. Даша узнавала себя и не узнавала: лицо бледнее бледного, обычно синие с поволокой глаза от страха почернели и лихорадочно блестят. Простоволосая в белой холщовой рубашке она казалась себе лесной девой Мавкой с лубочной картинки, что видела по лету на ярмарке или ундиной – обитательницей Чудинова озера, заманившей на дно многих зазевавшихся рыбаков. Даша облизнула пересохшие губы и пристроила перед зеркалом свечу. Чуть было не сказала: «С Богом». Да вовремя себя одернула. Бесовским делом собиралась заниматься, даже крест нательный сняла, как положено.
- Суженый ряженый, приди ко мне ужинать, - произнесла твердым, как ей казалось, голосом и замерла.
Сколько просидела Даша без движения, вглядываясь сквозь пламя и свечной чад в зеркальную гладь, она сказать не могла. Минуты ли, часы. Но вдруг поверхность покрылась легкой беловатой дымкой и пошла волнами. Лицо исказилось и исчезло в тумане. Мало-помалу дымка превратилась в голубоватый свет, зеркало потускнело окончательно. Даша спешно протерла его полотенцем, но лица своего так и не увидела. Вместо него в зеркальной ряби появился закутанный в черный плащ мужской силуэт.
По ногам пробежал невесть как просочившийся в дом ветер. Пламя свечи колыхнулось и затрепетало. Даша испытала животный страх, между тем, лицо мужчины становилось все ближе… ближе… Даша уже могла различить сдвинутые на переносице брови и суровый взгляд в пол-лица глаз. Пора! Даша попыталась проговорить непослушными губами: «Чур, сего места!», но не смогла выдавить ни звука. Мужчина остановился за спиной и положил на ее плечо мертвенно холодную ладонь. «Чур, сего места!» - подумала Даша, но произнести вслух заветные слова не получилось. Мужчина медленно обогнул стул, достал из кармана перламутровую пуговку. Или это ей показалось? И положил на стол. Голова сделалась чумной, перед глазами поплыли круги, Даша покачнулась и из последних сил прошелестела:
- Чур, сего места.
В тот же миг свеча вспыхнула и погасла, а Даша без чувств повалилась на пол.
- Снято! Всем спасибо! – услышала она сквозь обморок голос режиссера Кириллова.
- Ну, вставай, красавица! Ишь, как в роль вжилась.
Даша открыла глаза и снова зажмурила, над ней склонялась мечта всех девушек от двенадцати до бесконечности, русский Бред Питт – Захар Осокин и, обнажив тридцать два зуба, улыбался своей фирменной улыбкой.
- Маша, ты чего это? – пробасил над ухом режиссер Кириллов.
- Даша, - прошептала Даша, не открывая глаз.
- Я и говорю, Маша. Обалдела от счастья что ли? Была статистка, а стала артистка, - хохотнул Кириллов.
Лежать на полу было неудобно, а изображать дальше обморок – неприлично, и Даша поднялась.
- А ты – молодца, Маша, - одобрительно хмыкнул Кириллов. – Не ожидал!
- Даша, - поправила его в очередной раз Даша, но он уже не слушал. Повернулся к Осокину и возмущенно продолжил:
- Нет, ну какова стерва, эта Воздвиженская?! Укатила на новогодние каникулы в Красную Поляну со своим горе-олигархом. Басманный суд по нему плачет, - прогрохотал Кириллов и сплюнул. – И это когда у нас полная запарка – ключевой эпизод не отснят. Спасибо, Машутка выручила.
Не глядя на Дашу, приобнял за плечи, чем окончательно смутил.
Актриса Ирина Воздвиженская, и по совместительству подруга почти олигарха Семочкина, сама того не подозревая, сделала Даше самый большой подарок к Новому году. В одночасье Даша Морозова из артистки массовки фильма «Там, на не ведомых дорожках» превратилась в артистку второго плана, точнее, спинного плана. Потому как зрители будут лицезреть ее только со спины. Не важно, зато она заменила саму Воздвиженскую!
Даша облокотилась о стол и заметила пуговицу, ту самую, что на съемках достал из кармана Осоргин. «Надо отдать», - решила она, но тут раздался молодецкий клич режиссера Кириллова:
- Слава тебе, Господи! В сроки уложились. Девочки! Мальчики! По коням!
Что означало: давайте все к столу – за это не грех и выпить.
Накануне он снимал прибытие гусарского полка в уездный город N. В этой сцене влюбленная в кино бухгалтер Даша Морозова и еще десятка три энтузиасток изображали взволнованных таким знаменательным событием модисток и барышень рангом повыше. В легких муслиновых платьях они толпились на морозе и бросали в небо кружевные чепчики: по сценарию дело проходило знойным летом. Когда в конец продрогших модисток и статисток отпустили восвояси, позвонила Воздвиженская и сообщила, что до нее, кажется, добрался птичий грипп. А может, свиной. Диагноз пока не ясен. Узнав эту новость, помощник режиссера Ирочка хмыкнула и потрясла газетой бульварного толка, в которой черным по белому было написано, что актриса Воздвиженская помирилась со своим почти олигархом и на радостях укатила с ним кататься на лыжах. От свалившихся нежданно-негаданно бед и неурядиц Кириллов схватился за сердце и закатил глаза. Подоспевшая вовремя Ирочка, подхватила его на лету и решительно произнесла:
- Без паники, Григорий Семенович. Делов-то. Незаменимых нет. Сейчас что-нибудь придумаем.
Даша уходила со съемочной площадки последней. Ей страсть как хотелось взять автограф у Захара Осокина. Но он, как назло, прогарцевав легким аллюром на белом жеребце по искусственному газону, скрылся в туманном далеко.
- Девушка в розовом! – услышала Даша и оглянулась. – Да-да, ты… иди-ка сюда. Ну, Григорий Семенович, что я вам говорила?! Вылитая Воздвиженская со спины.
- А она справится? – простонал Кириллов, приоткрыв один глаз, которым критически осмотрел Дашу.
- Справится, еще как справится! – уверенно заявила Ирочка.
Так Даша спасла съемочную группу от финансового краха, связанного с тонкостями киношного продюссирования, а Кириллова – от сердечного приступа.

Поднялись шум-гам, суета. Захлопали пробки, полилось шампанское в пластиковые стаканчики. Чокнулись. Сначала за спасенный график, потом за год уходящий и за приходящий – тоже чокнулись. Даша чувствовала себя неловко на этом чужом празднике жизни. Словно своровала кусочек счастья у судьбы. Съемочная группа затянула, кто в лес, кто по дрова, «Happy New Year» из репертуара канувшей в лету Абба. «Вот ведь, - подумала Даша. – И группа давно распалась, а песню поют и будут петь. Да, искусство вечно». И размечталась, как снимет Кириллов фильм фильмов «Там, на неведомых дорожках», и останется он в истории кино навеки. Даши уже не будет, а спина ее останется на память благодарным потомкам.
Даша бочком протиснулась к Ирочке, которую со вчерашнего дня считала крестной феей. Зажатая в кулак пуговка угольком жгла ладонь.
- Вот, кто-то потерял, - сказала она и предъявила пуговицу.
- Делов-то, выброси.
Даша кивнула и снова зажала пуговицу в кулаке.
- А откуда она у тебя? – спросила Ирочка, щелкая зажигалкой.
- После съемок на столе нашла…
- Аааааа… суженый, ряженый? Моя бабушка себе так мужа нагадала, деда моего. Чушь несусветная, конечно, но что-то в этом есть. Гадала она как-то под Рождество. Н-да… вот и нагадала, - Ирочка задумалась и выпустила к потолку струйку дыма. – Крутого нрава дед был, но ничего не поделаешь – судьба. И зеркало его показало, и старинный нож с инкрустацией после гадания на столе нашла. Бабушка ножичек тот схоронила, а уж когда повстречала деда, выяснилось, что это фамильный нож с семейной монограммой. А где потерял, не помнил. Вот такие-то дела. Найдешь владельца пуговицы, и тебе будет счастье.
- Да какое счастье, - отмахнулась Даша. – Тут же не всамделишное гадание было, а так… фикция.
- Фикция, не фикция. Ты о мистике кино слышала?
- Читала.
- Вот и думай, сопоставляй факты. Новый год на носу опять же, хоть какого-нибудь завалящего чуда хочется.
Даша молча согласилась. Чуда ей хотелось всегда, но под Новый год особенно. Она огляделась. Самым реальным хозяином пуговицы был Осокин.
Осушив махом пластиковый стаканчик для храбрости, Даша набралась решимости и двинулась к нему.
- Ваша? – спросила она, протянув любимцу российских женщин пуговицу.
- Откуда? – засмеялся Осокин и продемонстрировал серебряные запонки на манжетах.
Он не успел переодеться, снял только плащ и стоял перед Дашей в белой батистовой рубахе с кружевным жабо, сияя своей фирменной улыбкой и устремляя на нее по-Донжуански игривый взгляд, а возникшая рядом неизвестно откуда гример Сонечка – уничижительный.
- Простите.
Даша попятилась и уперлась в новую преграду. Прямо за спиной стоял высокий мужчина лет тридцати и смущенно улыбался, придерживая ее за локоть.
- Простите, - повторила Даша.
- Ничего страшного.
На вопросительный взгляд Ирочки помотала головой.
- К лучшему, - констатировала та. – Намучалась бы с ним – врагу не пожелаешь. Имидж любимца женщин – не халям-балям. Его заслужить надо, а потом поддерживать.
- Долго? – поинтересовалась Даша для проформы.
- У кого как получится, - хохотнула Ирочка, прикуривая новую сигарету.
- А это кто? – Даша кивнула в сторону предмета столкновения.
- Головная боль. Историк один, консультант. Вот заноза, так заноза: и то ему не так, и это. Принципиальный… спасу нет.
Историк жарко спорил с режиссером Кирилловым, нервно отпивая из стакана. Даша присмотрелась и охнула: манжет на запястье расхлябано болтался. Она даже потрясла головой: ничего не изменилось. Пуговица на манжете историка не появилось.
Застолье закончилось также молниеносно, как и началось.
- По коням! – скомандовал изрядно опьяневший режиссер Кириллов и упал на руки очень кстати подоспевшей Ирочки.
Съемочная группа распрощалась до следующего года и разбрелась по машинам.
У преподавателя гуманитарного университета, историка, Владимира Петрова автомобиля не было, и дома его ждала только рецензия на книгу профессора Моррисона. Коллега из Колумбийского университета исследовал период русской смуты вдоль и поперек и теперь ждал одобрения Владимира Петрова, чтобы запустить свои изысканий в научный оборот. Но профессор Моррисон был далеко, а Новый год близко. Поэтому Владимир решил не спешить на свидание к компьютеру, а заглянуть в ближайший супермаркет и поискать в галантерейном отделе подходящую пуговицу – взамен потерянной. Он мешкал у входа, пропуская всех вперед: торопиться некуда – ближайший от дома торговый центр работал круглосуточно.
- Простите… еще раз.
Владимир обернулся, перед ним стояла девушка с нереально синими глазами с поволокой.
- Ваша? – спросила она и протянула на вытянутой ладони пуговицу.
- Моя, - засмущался он и сбивчиво пробормотал: – Вот счастье – так счастье. Где нашли?
- Тут, на столе, - сказала Даша и неопределенно махнула рукой.
- А я собирался в магазин… за пуговицей. Рубашку специально к празднику купил и такой казус
- Сами в магазин? А что же жена? – спросила Даша и тут же стушевалась от своей наглости.
- Как-то не случилось, - улыбнулся Владимир. – А вы, значит, артистка?
- Да какая артистка… - засмеялась Даша. – Одно название. Я – бухгалтер. А это так… хобби. В массовке снималась и случайно в эпизод попала. Не было бы счастья, как говорится.
Повисла неловкая пауза. Владимир крутил в пальцах пуговицу.
- А давайте, я по-быстрому ее пришью, чтобы больше не потерялась, - справляясь со смущением, предложила Даша. И не слушая возражений, полезла в косметичку за нитками и иголкой.
Через минуту пуговица заняла законное место.
Они вышли в декабрьский вечер и медленно пошли к станции метро. Оказалось, им по пути. Владимир живет на Павелецкой, а Даша – на Таганской. Ветер стих, с неба валили мягкие снежные хлопья и блестели в свете фонарей словно конфетти.
Даша рассказала, как обнаружила после съемки пуговицу и историю замужества Ирочкиной бабушки тоже рассказала. А Владимир привел исторически неопровержимые факты, когда гадания не просто сбывались, но и влияли на судьбы государств. Взять хотя бы Анну Иоанновну. Приятный разговор о народных суевериях перешел к обсуждению встречи Нового года, когда зазвучали напевы «Happy New Year». Звонил профессор Моррисон. Владимир смущено улыбнулся и полез за телефоном. В глубине кармана нащупал пуговицу и заметно побледнел. Хорошо – на улице темень, и Даша этого не заметила. Скомкав разговор с профессором, он сунул телефон обратно и незаметно достал пуговицу.
Они пошли дальше, а пуговица осталась лежать в сугробе.
В это самое время Захар Осокин вез к себе домой гримера Сонечку, заманив ананасами в шампанском и прочими радостями рая. Сонечка возбужденно хихикала в предвкушении обещанных радостей. Осокин положил ей руку на коленку, она кокетливо повела ногой, пытаясь увернуться от уверенной донжуанской руки и заметила расстегнутый манжет шелковой рубашки от Дольче и Габбана. Пытаясь устранить непорядок, обнаружила отсутствие пуговицы.
- Пустошь, - покрутил рукой Осокин. – Где-то потерял. Да, и фик с ней.
Он щелкнул пультом, и салон автомобиля заполнили волшебные звуки «Happy New Year».