Ветер не трепал волос Людмилы, не играл весело с кудрями, потому что сегодня они были стянуты в тяжелый тугой узел и спрятаны под черным шелковым платком. Лишь только одна непослушная седая прядка спадала на бледное лицо женщины и лежала неподвижно, как и ее ребенок, укутанный в какое-то странное белое кружевное одеяльце. Димочка не улыбался, не плакал, не просил есть, потому что он заснул, заснул навсегда. Его жизнь с первого дня рождения целых восемь месяцев на глазах угасала Люды, и молодая женщина не могла ничего сделать. Она видела, как Димочка с трудом дышит, и была готова разорвать свою грудь, чтобы поделиться с умирающим ребенком легким. Но она прекрасно знала, что это ему не поможет, потому что при родах произошло защемление позвоночного нерва, и тут медицина была бессильна. А ведь акушер веселил ее, развлекал анекдотами, крутя ножницами вокруг пальца, но в память врезалось его испуганное лицо с каплями пота на висках, склонившееся между ее ног. Он не пришел на следующий день, не через день, чтобы раскаяться и попросить у Людмилы прощенье, видно не хватило духа. Да бог ему судья.
Она помнит, как принесли ей на первое кормление ее кровинушку. Глаза Димочки неожиданно открылись, и он так пронзительно посмотрел на маму, что Людмила отчаянно прижала к себе свое маленькое сокровище, а потом неистово со слезами на глазах стала целовать его личико – пухлые щечки, носик кнопочкой, малюсенькие губки. В дверях в это время появился главный хирург отделения. Он произнес всего одну лишь фразу: «Людмила, это не ваша вина, но я понимаю, что вам от этого не легче», и тихо ушел.
Теперь эти слова постоянно кружились в голове женщины, когда она смотрела на маленький гроб похожий коробку из-под обуви, в которой лежал ее Димочка. Людмила сжала в руке два хрупких стебелька белых лилий, чувствуя, как прохладный сок медленной струйкой стекает по ее кисти.
Муж вовремя поддержал Людмилу, увидев, как у нее стали закатываться глаза, а руки безвольно упали, выронив на мягкую землю цветы. Он быстро подхватил жену, а шустрая соседка достала нашатырь. Взгляд Людмилы блуждал и, когда он остановился на свежей маленькой могилке, в глазах появился безумный блеск. Женщина вырвалась из рук мужа и, упав на колени, стала ладонями разгребать землю. Тут подоспели родственники и оттащили Людмилу от могилы. Она билась в истерике, даже укусила за палец свекра, ее отчаянный крик поднял с деревьев стаю воронья.
Целый месяц Людмила с отрешенным лицом пролежала в кровати. Муж всеми средствами старался отвлечь супругу от мрачных мыслей. Он тоже страдал, страдал по-мужски, молча, и даже ни одним намеком не показав этого своей единственной и неповторимой. Однажды он высказал мысль о том, что можно было бы усыновить ребенка. Сказал, не подумав, просто так, но вдруг увидел, что Людмила прореагировала на эти слова. И тут мужчина понял, что это спасительный круг, который может вытащить его жену из глубокой депрессии.
– Я согласна, – тихо прошептала Люда.
Муж наклонился к любимой и, обняв ее, впервые в жизни зарыдал.

Три месяца Люда и ее муж ездили по детским домам. На них с надеждой смотрели тысячи крошечных глаз, смотрели одновременно настороженно, но и с надеждой. Когда очередной ребенок подходил к ней и, взяв ее за руку, называл мамой, Люда с трудом отводила взгляд в сторону и нервно кусала губу, сердце трепетно билось, но чувство материнства не приходило. Люда хотела найти Димочку, своего Димочку. Это было безумием.
Мы не можем повернуть время вспять, оно безжалостно бежит вперед. И делая какой-то шаг в жизни, иногда стоит подумать, все ли мы правильно делаем? Мгновение пройдет, и мы совершаем поступок, за который потом будем винить себя всю оставшуюся жизнь.
Когда начались схватки, Люда не послушалась мужа и не поехала в тот роддом, где работал акушером его друг. Постеснялась. Какая же она дура! За свое опрометчивое решение женщина заплатила жизнью ребенка.
Что ждет ее в этом детском доме? – думала Людмила, подходя к двухэтажному кирпичному зданию вместе с мужем. Стоило ей переступить порог комнаты, как женщина увидела тот взгляд, который искала. Он пронзил ее насквозь, болью отозвавшись в сердце. Огромные детские глаза были глубоки и серьезны.
– Дима! – вдруг крикнула Люда и кинулась к маленькому мальчику с пожарной машинкой. – Это он! Он! – оборачиваясь к мужу, отчаянно шептала женщина.
– Мама?! – удивленно произнес малыш.
– Да, Димочка, я твоя мама! Я нашла тебя, – рыдала женщина и прижимала чуть испуганное, но счастливое дитя к своей груди.
Мальчик отпустил веревку машинки и тонкими ручонками обхватил шею Людмилы. Его хрупкое беззащитное тельце прижалось со всей силой, на которое было способно. Женщина чувствовала, как оно дрожит от напряжения.
– Мамочка, мамулечка, почему тебя так долго не было? Я очень скучал.
– Ты потерялся, но я тебя нашла, теперь никуда от себя не отпущу.
Муж подошел сзади и, присев на корточки, сказал:
– Малыш, как же нам было тяжело без тебя.
– Папа?
Мужчина лишь кивнул и, стараясь сдержать скупую мужскую слезу, нерешительно протянул руку к ребенку и откинул с его лба непослушную белую прядь.