За окном вьюжило. Лапчатые снежинки то и дело налипали на оконное стекло, образовывая завораживающие узоры. «Когда же кончится эта зима?!» - подумала Марысечка.
Вообще-то, статную, пышногрудую блондинку звали Марина, но муж с самого первого свидания перешёл на это крысиное, как казалось Марысечке, прозвище. Мало того, очень скоро её так стали звать все друзья мужа-Витюньки, закадычные подружки и даже собственная мать – Апполинария Семёновна.
На улице свирепствовала метель, а в доме Марысечки и Витюнчика Хрюндельковых было тепло и уютно. Марысечка, устав от разглядывания снежных хлопьев, включила телевизор. На экране высветилось умное лицо Президента Валериана Валериановича. Шли «Новости».
- Наша задача – добиться снижения смертности, увеличения рождаемости, а также повышения эффективности миграционной политики. Это позволит стабилизировать численность населения России уже в ближайшие годы. – Говорил Валериан Валерианович, кидая серьёзные взгляды на прятавшихся за ноутами министров.
"Интересно..." - думала Марысечка. "Государство задумалось о рождаемости..."
- Критическое сокращение народонаселения страны впервые было отмечено в 1993 году и приобрело с тех пор устойчивый характер. Фактически мы стоим сегодня у кризисной черты. За 13 последних лет число умерших граждан страны превысило число родившихся на 11,2 миллиона человек. Если ничего не делать, то к концу ХХI века население России уменьшится вдвое.
«Ха!» - возмущалась Марысечка: «Как тут беременеть и рожать, если мой Витюнчик от футбола, да от друзей оторваться не может?!»
- Денег нет, образование дорогое, медицина платная... А вдруг чего нездоровое родится? Знаешь, сколько я пива пью? – передразнила она мужа и вновь уставилась в окно со снежинками.
Какой же Витюнька был статный, красивый и галантный ещё пяток лет назад! Она, как сейчас, помнила их первую встречу на перроне вокзала. Марысечка, в то время просто девушка Марина, встречала мать, Апполинарию Семёновну, что загорала на югах в каком-то санатории. Апполинария Семёновна вечно жаловалась на растрёпанные нервы и вот однажды ей повезло: путёвка досталась абсолютно бесплатно. "Узрели небеса мои страдания!" – воскликнула она и отчалила в южный санаторий, прихватив два чемодана с платьями, шляпами и туфлями на каблуках. Из редких телефонных разговоров Марина знала, что маменька там усердно лечится. Одних только процедур пять на дню, а ещё лекции, аутотренинги и психологические семинары... Стояла Марысечка на платформе первого пути и молилась, чтоб вся эта лабудень помогла. Там же стоял красавец-курсант, который так стрелял глазами на белокурую, фигуристую девушку, что задумалась и покусывала прозрачную обёртку от небольшого букетика. Как потом признавался Витюнька, она ему напомнила репродукцию картины какого-то Лопатникова под названием "Полдень", где была изображена голая дама в позе ожидания. Картина эта висела над его кроватью с детства.
- Вот как! – вытягивал указательный палец вверх будущий Марысечкин муж, - С младых лет приобщали меня искусству и культуре!
Если бы девушка видела ту картину Лопатникова, то наверное смутилась бы от такого сравнения. Но Мариночка не сподобилась лицезреть шедевр и тогда ей показалось, что Витюня интеллигентный, умный, галантный и просто идеальный мужчина. Она так на него и смотрела: как на идеал. Виктору понравилось...
Он уже вытребовал от Марысечки телефончик и застенчиво поцеловал даму в щёчку, пообещав звонить, когда дверь вагона отворилась и оттуда важно вышла Апполинария Семёновна, попутно отдавая распоряжения двум престарелым поклонникам: Акакию Васильевичу и Кузьме Харитонычу. Мужчины, недобро поглядывая друг на друга, кряхтя и зеленея, выносили маменькины чемоданы, коробки, пластиковые пакеты и вёдра черешни, вишни и алычи.
- Ох, доча... – вздыхала в такси Апполинария Семёновна, - Все нервы мне там своей ревностью измотали, изверги... Тебе, кстати, кто больше понравился: Акакий или Кузьма?
Марысечка не слышала маменькиных охов и вопросов: голова была забита прокручиванием картин знакомства с Витюнькой. "Ах, если бы он стал моим мужем!" – мечталось ей.
Мечта сбылась... Но после свадьбы муж резко перестал говорить о своей любви к искусству, работа его не радовала, дом тоже, о наследниках он и слышать не хотел, ибо наследники – лишние траты и головная боль. Вся его жизнь держалась на трёх китах: пожрать, выпить пива и посмотреть футбол. Марысечка плавно перешла от реальной жизни, где радостей и романтики шиш с маслом, к жизни на страницах книг. Её библиотека любовной литературы уже не помещалась в стареньком серванте...
Раздался нетерпеливый звонок в дверь и отвлёк от снежинок, узоров и воспоминаний.
«Вот он!» - уже с раздражением сказала про себя Марысечка и побежала открывать.
- Привет! – влетел в квартиру Витюнчик и мазнул жену небритым подбородком по щеке, - Пожрать есть?
- Есть... – пролепетала Марысечка.
- Давай всё на стол! – спешно скидывал с себя сапоги муж, - И выключи эту фуетень! Пятый канал давай! Там «Реал» Мадрид! Важная встреча...
Марысечка вздохнула и поплелась переключать. За ней прилетел отставший было Витюнчик:
- Три тарелки ставь. Сейчас Серёга с Петькой придут...
«Рождаемость? Я бы улучшила... Как истинная патриотка своей страны... Только с кем?» - злорадно подумала Марысечка и, глубоко вздохнув, направилась за тарелками.

ЧАСТНЫЙ ДОМ СЕМЬИ КОБЫЛИНЫХ.

... - Да когда ж ты упьёсся окончательно, а?! – орала Клава на представителя мужской части населения, в данный момент напоминавшего растительность типа бревна, - Алкоголик, душегуб, пьянь!!! – вопила она, ворочая бревно от входной двери к спальне.
Модест Евгеньевич Кобылин сам двигать руками, ногами и пятой точкой не мог, зато язык шевелился, хоть и с трудом:
- Клавка! – растягивал он каждый слог, - Молчать, когда с мужиком разговариваешь!
Она глянула на тщедушного, грязного, вонючего мужика и сплюнула:
- Тьфу!
Из зала голосом Валериана Валериановича неслось:
- Очевидно, что пока нас в какой-то мере спасают активные миграционные потоки или, во всяком случае, они выравнивают положение. Эту тенденцию нужно грамотно развивать, определив выгодные для России и ее граждан правила приема иммигрантов. Причем воздействовать на миграцию проще, чем на рождаемость и смертность.
- Я на тебя всю жизнь положил! – продолжал Модест-бревно, - Я ж за тебя... задницу порву!
- Свыше 700 тысяч человек ежегодно умирают в России в трудоспособном возрасте. При этом подчеркну, что глубоких исследований по демографической проблематике у нас крайне мало.
- Ты бессердечная стерва, Клава... – промямлил Модест Кобылин и с надрывом запел:
- А ты такой ха-ллодный, как ссука подкааа-ллодный...
Клава с трудом затащила хоть и щуплую, но тушу, на кровать и, услышав вокальные вариации мужа, смачно пнула его под зад:
- Валяйся, певец...
Утирая пот, вошла в зал. Президент выговаривал сложные фразы, касающиеся рождаемости, и завуалированно призывал срочно начать делать детей. Модест выл про бессердечность человечества. Была мысль пойти и ещё раз треснуть мужа по заднице, но Клавдия отказалась от этой затеи. Всё равно ничего не прочувствует эта пьянь!
Клаве Кобылиной скоро должен был стукнуть тридцатник. "Подумать только! Кажется ещё вчера я закончила школу и умудрилась на выпускном вечере оторвать самого перспективного парня – Модьку!" – сокрушалась она. "И что? На встрече выпускников оказалось, что лучше всех устроился незаметный рохля из десятого "А" - Митька Горюнов... Троечник и обладатель вечного фингала сейчас имеет свою картинную галерею и жену-модель! А "самый перпективный" Кобылин пьёт, как сапожник! Подумаешь, не удалось с первого раза издать сборник стихов! Как будто у всех всё получается с первого раза! Талант должен пробивать себе дорогу... А у Моди есть... Ой! Были все предпосылки... Так что? Нет бы пробовать, пытаться, идти до конца... Зачем? Мы просто напьёмся, скажем, что мир – гавно, гения признают после смерти и будем спокойно уходить от действительности в бутылку с водкой!"
Клава прислушалась: из спальни доносился храп "перспективного".
Первые три года Модест старался, писал, обивал пороги издательств, участвовал на конкурсах... А потом... Потом сдался. Выдохся. Клава уже примерила на себя роль жены гения, отдавала мужу всё свободное время, оградила того от домашних проблем... И что в итоге? А в итоге – тридцатник! И на данном рубеже у Клавы только халупа в частном секторе, работа продавщицы, пьяница-муж и отсутствие детского смеха в доме... Не дошла она ещё до той банальной идеи забеременеть и родить от другого, здорового и непьющего... Модя во время редких проблесков всё-таки казался ей перспективным гением, хотя ничего не писал уже лет пять... Да и кто обратит внимания на далеко не молодку? Сама виновата... Бросила все силы на Модеста, забыла про себя... Забыла про то, что женщина... А женщине положены всякие тряпки, помады да духи...
"Всё!" – сказала Клавдия сама себе. "С завтрашнего дня худею, мажу морду масками с кремами и откладываю деньги на милые женские безделушки!"
В телевизоре Валериана Валериановича сменил ответственный за социальную политику Сусликов Дмитрий Анатольевич:
- На 100 женщин репродуктивного возраста сейчас приходится 134 родившихся, что значительно ниже уровня, необходимого для воспроизводства населения... Простого воспроизводства!
- Как же вы заколебали! – в сердцах воскликнула Клава и ткнула в кнопку на дистанционке. Экран погас.

ЗАГОРОДНЫЙ ДОМ ГОСПОДИНА КАНАРЕЙКИНА.

- Софа! Собирайся! – кричал из своего кабинета импозантный франт, удачливый бизнесмен и убеждённый холостяк Аристарх Андреевич Канарейкин.
Софа, длинноногая модель, в течении уже пяти лет преданная сожительца Арика, торопливо красила ресницы и косила взглядом на большущий экран. Там шёл фильм «Девять месяцев» с красавчиком Хью Грантом.
«Ах! Какая счастливая эта Мур!» - пришло в голову Софе. Аристарх внешне не хуже Хью и он так же, как и Грант, не хотел иметь детей. Было только одно различие между русским и английским красавцами: Хью худо-бедно заимел ребёнка в «Девяти месяцах», а вот Аристарх – твёрдо стоял на своих позициях.
- Софа! Я бизнесмен! Я не могу уделять достаточно времени детям! А совесть моя не позволяет делать что-то не в полном объёме! – постоянно успокаивал любимую женщину Канарейкин, - И вообще... Ребёнка кто-нибудь спросил, хотел ли он рождаться? Наш страшный, неугомонный мир... Разве я могу взять на себя такую ответственность и ввести туда нового человека без его на это желания?!!
У Арика были деньги, дом, возможности. Софа знала, что он её трепетно любит... Но его патологическая боязнь иметь детей раздражала и приносила душе страдания. Дошло до того, что её умилял любой ребёнок, оказавшийся по близости, вызывал ревность факт беременности у подруг, некоторые из которых сходили в роддом по второму разу, вышибал слезу каждый фильм, где показывали агукающего младенца... Софа не принадлежала к тем женщинам, что рвались сделать карьеру и посвятить жизнь каким-то непонятным изысканиям в себе любимой. Ей была чужда модная теория "child free"... Она страстно желала возиться с "громко чмокающим "кульком", который орёт посреди ночи и пачкает памперсы". Арик не поддерживал её материнских чувств и Софа уже привычно свёртывала разговор, коря себя за то, что вновь его начала. Потом в тишине ночи она точно будет лить ручьи слёз: тридцать лет – самое время, сколько ещё ждать?
Вот и сейчас почувствовала, что сырость рвётся наружу...
- Софа! Мы опоздаем... - благоухая дорогим парфюмом, ввалился в будуар Арик, - Ты ещё не одета? Ну, Софа... – разочарованно протянул он.
- Сейчас, сейчас... – пролепетала она, подтирая размытый макияж.
- Опять двадцать пять!!! – с раздражением буркнул Аристарх, - Не смотри эту муть, если не можешь себя сдержать!
Он щёлкнул пультом и картинка «Девяти месяцев» сменилась приятным, политическим лицом Сусликова:
- Предусматривается и дальнейшее развитие учреждений родовспоможения...
Аристарх мучительно застонал:
- Сговорились что ли?...

ИНСТИТУТ СОЦИАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ АКАДЕМИИ НАУК.

... - Сам Сусликов приехал?
- Представляете, какое должно быть значение исследований профессора Харина?
- Н-да... Начало в десять?
- Коллега, с такой памятью вы пропустите все научные открытия! В де-вять!
Пару беседующих в институтском коридоре грозно оттеснили по сторонам люди в серых костюмах. Научные сотрудники смогли воочию пронаблюдать, что приехал сам Сусликов. Министр спешно просеменил мимо них в аудиторию номер 69.
- Надо торопиться! – потянул своего нерасторопного коллегу за лацкан тот, кто помнил всё, - Сейчас начнут...
Однако, у входа в аудиторию оба учёных были остановлены теми же квадратными людьми в сером:
- Заседание закрытое, господа!
Но тут же заслон расступился и пропустил одного совершенно лысого, коротенького и полненького, как колобок, человека.
- Кто это? – шёпотом поинтересовался у коллеги один из лишних на празднике науки в аудитории номер 69.
- Вы что?!!! Это же Харин!!! Мозг, перпетуум мобиле и прогресс нашей науки!!! Величайшая извилина современности!
«Ага... Вот ты-то мне и нужен, извилина современности...» - обрадовался в душе тот «научный сотрудник», который может пропустить все открытия из-за плохой памяти. «Сегодня пошлю шифровку в Ленгли, что объект найден.»
Агент 777 специальной службы промышленного и научного шпионажа Соединённых Штатов Америки Боб Хопп, или по легенде, созданной для миссии, просто Ваня Шишкин, попрощался с вгрустнувшим научным сотрудником Института Социальной Политики и вышел на улицу. Там он присел на лавочку, как раз напротив окон аудитории номер 69, и повертел в кармане брюк ручку настройки. В ухо гаркнула раздолбайка-Распутина:
- Отпустите меня в Гималаи!!!
«Shit!» - выругался оглохший Боб Хопп. «Неужели русским так жалко Гималаи? Пусть бы эта дама лаяла на Эвересте, вызывая лавины, пугая высокогорных орлов, устраивая разрыв сердца у снежного человека...»