Последний срок сдачи рукописи был перенесен на конец октября, и этот срок действительно был последним. «Подумаешь, трудности! Нас, русских писателей голыми руками не возьмешь!», - думала Кандалина Клейтор, великая русская писательница, сидя в промерзшем вагоне электрички. Душевной болью отозвалась мысль об отданном в ремонт ноутбуке, и куче родственников, приехавших так не вовремя погостить. Но несмотря ни на что, нужно было срочно садиться за работу. И как же кстати один из ее поклонников предложил ей уединиться на его даче для творчества, одной. Он отдал ей ключи, подобострастно таращась на нее сквозь мутные стекла очков и лопоча нескончаемые комплементы, извинялся, что не может отвезти ее сам, но клялся, что послезавтра приедет и доставит ее и рукопись обратно в город: ее отдохнувшей, а рукопись оконченной. Кандалина снисходительно приняла эту помощь, наградив поклонника мрачным, загадочным взглядом (надо поддерживать имидж таинственной особы).
Глядя в окно электрички на чахлые деревца, она ясно поняла, что тихий, уютный домик, с камином, горячим чаем, с тишиной и покоем – это то, что ей сейчас действительно нужно. Конечно, не будет хватать любимого ноута, но зато - природа, тишина, творчество…
Добравшись, наконец, до садового товарищества, с трудом отыскав участок №6 и отперев калитку, Кандалина поняла, что не хватать ей будет не только ноутбука. Взгляду великой русской писательницы предстала ужасающая картина: посреди пустынных шести соток сиротливо стояла покосившаяся избушка, несколько ступенек у крыльца отсутствовали, а створка окна раскачивалась на ветру на одной петле.
Кандалина обреченно прислонилась к избушке плечом, потом с силой пнула трухлявое крыльцо, тщетно пытаясь подавить приступ бешенства и вспоминая слова своего обожателя: «Мой загородный особняк всегда к вашим услугам, Кандалина. Хоть это и скромный коттедж, но там есть все необходимое для вашего творчества. Не стесняйтесь, мне так приятно, что именно там вы собираетесь закончить свою рукопись».
«Сейчас ты услышишь, как выражаются великие русские писательницы!» – лихорадочно думала госпожа Клейтор, потроша свою сумочку в поисках телефона. Через пару минут окрестности огласил раскат могучего русского языка, ибо только сейчас Кандалина вспомнила, что ее сотовый благополучно был забыт дома.
Немного отдышавшись, не имея сил на обратную дорогу, писательница открыла-таки дверь «коттеджа» и вошла внутрь. Большую часть единственной комнаты занимала маленькая печка, у окна стоял покрытый газетами стол, вместо люстры висела на проводе лысая лампочка. «Это знак!», - вздохнула Кандалина, - «вот так и рождаются настоящие шедевры – в муках! Я – мученица».
Потратив достаточно времени на наведение чистоты и уюта в своем временном пристанище, Кандалина включила электрический чайник и села передохнуть. Она раскрыла свою тетрадь с романом, перечитала последние абзацы, отгоняя неприятное ощущение, что все ее герои – законченные кретины. Вдруг по комнате разнесся тревожный запах плавящейся пластмассы. И уже через несколько секунд, выдергивая вилку сгоревшего чайника из розетки, Кандалина поняла, что теперь она лишилась и возможности испить горячего чая.
Меж тем в избушке становилось все холоднее, и писательнице ничего не оставалось, как извлечь из сумочки самое верное согревательно-успокоительное средство. Рядом с рукописью уверенным движением водрузилась бутылка водки. Опрокинув рюмочку, собравшись с мыслями и силами, Кандалина Клейтор принялась растапливать печь. «Хорошо хоть с этим не будет проблем», - думала замерзшая писательница, глядя на несколько поленьев, кучку газет и коробок спичек, заботливо оставленные в углу у печи.
Время летело незаметно. И вот, когда Кандалина, полностью погрузилась в сюжет, а герои уже почти перестали казаться ей законченными кретинами, она вдруг снова почувствовала холод. С возрастающим раздражением Кандалина обнаружила, что дрова кончились.
Через пару часов вконец околевшая русская писательница тупо сидела напротив остывшей печки. К часу ночи в доме было сожжено все, что могло гореть. Газеты, прокладки, сигареты, ушные палочки и даже спички… Последним полетел в печку размотанный рулон туалетной бумаги, который обжигая пальцы, госпожа Клейтор запалила с помощью зажигалки.
Осталось только две вещи, которые могли бы дать живительное тепло светочу русской литературы. Кандалина мрачно посмотрела на стол, где стояла початая бутылка водки и небрежно валялась исписанная корявым почерком общая тетрадь с неоконченным романом. В голове послышались тихие голоса.
- Сожги тетрадь! - находчиво подсказал первый внутренний голос.
- Рукопись?! На святое замахнулся? Божетымой! С кем я живу в одной голове?! Кандалина, сожги лучше водку! - громко простонал второй внутренний голос.
- Молчать! - вне себя заорала писательница, и, прижав к груди рукопись, разом опрокинула очередную стопочку.
Кандалина уныло посмотрела на тетрадку с вымотавшим все нервы романом. Обернувшись несколько раз в старое ватное одеяло, она вдруг с ужасом поняла, что начинает тихо ненавидеть своих героев.
Прошел еще час. Великая русская писательница Кандалина Клейтор сосредоточенно вглядывалась, как преломляется свет в таре из-под водки. И как забавно выглядят буковки, если на них смотреть через стекло бутылки. Кандалина хрюкнула, подперла кулаком щеку, и продолжила вслушиваться в разноголосицу у себя в голове.
- Это знак, твои романы никуда не годятся. Кого ты дуришь? Ведь сейчас никто не слышит. Какая ты к черту писательница? - шептал смиренный и правдолюбивый внутренний голос. Кандалина поморщилась как от зубной боли, но продолжала слушать. Другой внутренний голос взвизгнул и фанатично заорал:
- Да в баню всех! Ты самая гениальная русская писательница! Да сама Донцова завидует тебе!!! - Кандалина вскинула голову, и глупо улыбаясь, хотела налить себе еще…
Было холодно и хотелось спать. Голоса притихли. Приняв, наконец-то, решение, писательница несколько раз попыталась щелкнуть зажигалкой, и, когда появился робкий язычок пламени, с остервенением вырвала из тетради первый листок, подожгла и кинула в печку. Тетрадь уменьшалась, голоса предательски продолжали молчать.
- Кандалина, оставь пару листочков - туалетной бумаги-то нету-у, - все же решил тактично вмешаться первый внутренний.
- И то, правда, - хмуро согласился второй.
Голоса еще немного поговорили, но Кандалина уже этого не слышала. Она спала, уютно устроившись на табуретке у еле теплой печки в садовом домике вдалеке от дурацких проблем великих писателей.