Восстание Кукоцкого Премьера экранизации романа Людмилы Улицкой «Казус Кукоцкого» была обещана давно, ее даже устали ждать
3 апреля 2006, 16:35
Фото: www.grimov.ru
Текст: Екатерина Сальникова
Наконец НТВ поставил многосерийный фильм Юрия Грымова в дневной эфир уик-энда. Оригинальный подход к поиску оптимального режима трансляции такого суперпроекта – водрузить его на место «фильма выходного дня».
В любом случае, вышло очень по-российски. Предоставлять аудитории по выходным не разрядку в виде боевиков и романтических комедий, а, наоборот, «загружать» зрителя переживанием больших исторических конфликтов и философских проблем. Избыточность серьезного все равно не ощущается. Наше телевидение слишком бесперебойно снабжает людей программами сугубо развлекательного толка всю неделю напролет.
Песок бытия
Кадр из фильма «Казус Кукоцкого» (www.grimov.ru)
Поначалу немного мешает избыточная визуальность, к которой всегда тяготеет Юрий Грымов, и в своей рекламе, и в своем кино. Слишком утрированно экспрессивны лица массовки во главе с толстухой-певицей, выступавшей в госпитале, и старухой-хозяйкой, гнобящей своих постояльцев. Они даже напомнили фактуру монструозных физиономий из грымовской рекламы перестроечного периода.
В «Казусе Кукоцкого» такая манера грозит сообщить всей картине советского общества оттенок монструозности. Она и заявлена у Грымова как авторский лейтмотив, плакатная формула, которую, впрочем, он использует как трамплин и затем оставляет где-то на десятом плане.
Слишком нервозен монтаж. Словно в первые кадры режиссер хотел вместить анонсирующий ролик своей картины. Словно еще не взял долгое дыхание, необходимое для создания сериального повествования. Слишком агрессивны крупные планы. Они по-рекламному претенциозны. Каждый рвется обрести статус глобального символа. Но когда режиссеру и кадру это по-настоящему удается, понимаешь, что любая стилистика подчиняется смыслу, актуальному для создателей фильма.
Песок, в который играют детишки во дворе больницы, становится центральным образом начала картины и универсальной метафорой. Это и быстротечность времени, отведенного человеку в земном мире, с его несовершенной медициной. Это и хрупкость судеб, перемалываемых тоталитарной машиной, и советская наивность, и хоронящая матерь-земля, куда так и тянет взрослых, малышей и нерожденных младенцев.
С середины первой серии художественная материя картины входит в более спокойный, мерный режим саморазвития. Но центральный образ экспозиции уже задал содержательный диапазон. «Казус Кукоцкого» – историческая драма с элементами экзистенциализма и притчевости, выводящей к размышлению о бытии человека как такового, в какую эпоху и в какой стране он бы ни жил.
Закадровый же голос культового актера советской эпохи Алексея Баталова последовательно вносит в киноповествование умиротворение и даже благостность интонаций, будто игнорирует повышенный градус драматического напряжения сюжета. Быть может, на протяжении последующих серий станет ясным, проявляется ли так какой-то особый замысел режиссера.
Пока же закадровый голос как будто призывает с комфортом расположиться перед телевизором и получать почти физическое наслаждение от столь впечатляющего отображения увлекательных событий.
Парадокс в том, что во всей эстетике фильма именно этот голос воплощает самый массовый современный подход к советскому времени как к антуражу для семейных мелодрам и политических приключений. В то время как роман, перенесенный на телеэкран, содержит в себе внутреннюю эстетическую конфликтность, отнюдь не тождественную отображению конфликтов советского времени.
Миссия невоплотима
Средоточием этой эстетической конфликтности является образ главного героя, врача Павла Алексеевича Кукоцкого. Он
оказывается на перекрестье исторической темы и надисторической философии человеческого существа. И неожиданно вскрывает жестокое борение и даже до известной степени несовместимость этих двух пластов.
С самого начала Кукоцкий заявлен как экстраординарный человек. Он обладает не просто медицинским талантом, но особым даром «внутривидения», знанием о подлинном состоянии внутренних органов и всего организма каждого конкретного человека.
Само по себе явление подобного героя в современном популярном телеискусстве – грандиозное событие. Оно свидетельствует о потребности вывести понимание человека за пределы сугубо социального, бытового и даже психологического жизнеподобия, прозаического реализма. Посмотреть на мир с точки зрения магического ведения, а не бытового неведения.
До последнего времени кино и телевидение, напротив, культивировали обыкновенность, заурядность главных персонажей. Экстраординарное отдавали на откуп второстепенным чудикам, эпизодическим придуркам, злодеям-псевдоцелителям и прочим эксцентрическим лицам. Личностная неповторимость и человеческий масштаб Кукоцкого в исполнении замечательного актера Юрия Цурило сразу очевидны. В уникальный дар такого человека легко поверить. Проблема убедительности, столь существенная при подобных свойствах героя, здесь совершенно и полностью решена.
Но не решены другие проблемы – реализация Кукоцким своего дара и внимание авторов к дару главного героя. Ведь если нечто, подобное «внутривидению», заявлено в начале повествования, есть все основания ожидать, что именно такой чудесный дар будет вести героя по жизни, а создателей произведения – по магистрали сюжета со всеми его подводными и надводными течениями.
Но этого не происходит!
Так и дает о себе знать правда о человеческом бытии, в том числе правда об истории. Дар Кукоцкого нужен обществу в последнюю очередь. Тут не до внутривидения.
В кратких эпизодах детства Кукоцкого упоминается Леонардо да Винчи, великолепно овладевший анатомией. Леонардо был также изобретателем множества механизмов и открывателем многих физических законов и химических реакций, – что осталось невостребованным в обществе его времени. Именно с Леонардо соотносится образ главного героя «Казуса…», своего рода гения с невоплощенной гениальностью.
А потому параллельно с нашим знанием о «внутривидении» Кукоцкого разворачивается кошмарный социальный мир, живущий сам по себе и беспокоящий героя более, чем собственный дар. И в этом социальном миру Кукоцкий смотрится как последователь и близнец героя картины Алексея Германа «Хрусталев, машину!». Тем более что там врача тоже играл Цурило, буквально сросшийся со своей ролью. Думается, выбор актера для «Казуса…» был непроизвольно мотивирован именно этим органичным и уже состоявшимся однажды слиянием.
Вслед за Улицкой фильм размашисто рисует картинки из суровой энциклопедии советского бытия. Расслоение внутри общества якобы равных, нравы и ментальность партийно-бюрократической элиты, ад советской нищеты и наивность сталинистской истерии. Однако все это скорее ставит «Казус…» в ряд многих прочих фильмов и сериалов об ушедшем времени. Специфику и неистребимую актуальность социальным линиям романа и картины придает проблема абортов, за легализацию которых борется человек с даром «внутривидения». Эта тема прославила роман и придала ему оттенок скандальности. Но муссирование в каждой серии означенного вопроса не есть декоративный раздражитель и искусственный подогрев интереса к общему действию «Казуса Кукоцкого».
Вместе с темой абортов возникает сюжет о борьбе незаурядной личности за разрушение патриархальности общества, которая трансформируется внутри тоталитарного уклада, но не исчезает, а даже, наоборот, крепнет. Эта патриархальность – вместе с упованием на мудрость природы, на надличные силы и стихии, будь то законы человеческого организма или воля Вождя, – составляет основу ментальности нашей нации. Кукоцкий восстает против корней российской ментальности – и таким путем косвенно восстает против тоталитарного уклада и психологии, отказывающей индивиду в праве выбора и решения судьбы своего организма, своего будущего.
Об этом фильм уже получился, вне зависимости от дальнейшего развития действия.