Иришка влетела в дом и на ходу стряхнула с ног босоножки. Она набегалась на улице с мальчишками, устала и порядком проголодалась. Косы расплелись, розовые атласные ленты болтались, глаза горели зелёными огоньками.
— Мама, мама, я пришла, — закричала она с порога, — я есть хочу!
Иришка вбежала в прихожую и остановилась, как вкопанная. В дальней комнате были слышны раздражённые голоса родителей — они опять ссорились. Иришка не решилась туда войти, а стояла на месте и невольно подслушивала.
— Успокойся, пожалуйста! Перестань, прошу тебя! — Иришка услышала умоляющий и тревожный голос мамы и поняла, что она плачет. Детское сердечко сжалось от страха и негодования.
— Что ты рыдаешь? Ты обманула меня перед свадьбой! Путалась с Витькой — так и скажи! Что? Скажешь не правда? — это говорил Иришкин отец. Язык у него заплетался, и девочка поняла, что он опять напился. — Нагуляла девку и сказала, что она моя! Не моя она!
Иришка от испуга втянула голову в плечи и стояла, не шевелясь. Она очень боялась отца. «Что это значит? Я не его? А чья же? Может поэтому он меня не любит?» — думала девочка и тряслась от ужаса. Ей хотелось плакать, но она боялась огорчить маму, поэтому кусала губы и еле-еле сдерживала слёзы.
— Почему ты так не любишь своего ребёнка? Посмотри, ведь она так похожа на тебя! Зачем ты всё это придумал? — пыталась мама вразумить отца, но он только распалялся ещё больше.
— Ты её нагуляла, а потом сказала, что она моя! Ты обманула меня!
Иришка больше не могла стоять в своём убежище. Ещё немного, и она громко разрыдается. Она закусила кулачок и выбежала во двор. Затем она перелезла через дощатый забор и оказалась во дворе дома, где жили её любимые бабушка и дедушка. Она влетела в сени, рывком открыла дверь и уткнулась носом в колени дедушке. Девочка больше не могла сдерживать слёзы и разрыдалась.
— Иринушка, что случилось? Почему ты плачешь? — дедушка погладил её по голове широкой, мозолистой ладонью.
— Меня папа не любит. Он сказал, что я не его! — не поднимая головы и всхлипывая, почти прокричала девочка.
— Ну что ты, ягодка моя! Конечно же, папа тебя любит! — сказал дед и многозначительно взглянул на бабушку. — Посмотри на меня и послушай, что я тебе скажу, — дед осторожно поднял с колен Иришкину головку. — Ты папина и мамина девочка. Папа тебя любит, он только не умеет об этом говорить. И похожа ты на него! Смотри-ка — и носик у тебя как у папы — маленький и ровненький, и глазки у тебя, как у него — зелёные и красивые. А волосики у тебя мамины — тёмные и очень густые, — дед ласково гладил по голове свою внученьку, и она постепенно успокаивалась. — Бабушка, скажи — правда же, Ирочка на папу похожа? Смотри, какая она у нас красивая и ладненькая!
— Да, моя ягодка, ты у нас очень красивая девочка, — бабушка подошла к внучке, подняла её, посадила к себе на колени и прижала головку к своей мягкой и тёплой груди. — Что, родители опять ссорятся?
— Да, бабуля. Папа опять пришёл пьяный и маму ругает, а она плачет.
— Ой, беда! Может, тебе показалось? Он, наверное, очень устал на работе, а ты подумала, что он пьяный?
— Нет, он, когда пьяный приходит, всегда маму ругает. Мне страшно стало, и я убежала.
Иришка постепенно успокоилась и перестала плакать, а потом вдруг вспомнила, что проголодалась.
— Ой, бабуля! Я есть хочу!
— Надо же! Ребёнок голодный, а никому до этого дела нет!
Бабушка укоризненно покачала головой, передала Иришку на попечение деду и, покачиваясь как утка, ушла на кухню. Иришка сидела у деда на коленях и болтала ногами. Слёзы у неё совсем высохли.
— Деда, ты бог?
— Нет, солнышко, я не бог.
— Почему же ты такой добрый и так много знаешь?
— Потому что я давно живу на свете. Видишь — я уже весь седой и в морщинах, — дед провёл ладонью по своим волосам, приблизил к внучке лицо, изрезанное морщинами, и заглянул выцветшими, но ещё живыми глазами в ясные, со смешинкой, глаза внучки.
— Значит, ты скоро умрёшь?
— Когда-нибудь, конечно, умру. Но скоро, или не скоро — этого никто не знает.
— Деда, не умирай, пожалуйста! Я тебя очень люблю! — Иришка обхватила ручками морщинистую шею деда и положила ему голову на грудь.
— Хорошо, моя ягодка, я не умру. Я тебя тоже очень люблю. Ты моё солнышко, — приговаривал дед и ласково гладил внучку по голове.
— Поешь, солнышко, — бабушка поставила на стол пышные и румяные пирожки и большую чашку парного молока. — Зорька тебя сегодня вкусненьким молочком угощает.
— А вчера она угостила меня горьким молоком, — Иришка укоризненно покачала головой.
— Так это она полыни горькой наелась, поэтому и молоко тебе показалось невкусным, — встала на защиту своей коровки бабушка.
— А сегодня она не ела полынь?
— Нет, солнышко. Сегодня Зорька паслась там, где нет полыни. Пойдёшь с дедушкой завтра пасти коровку?
— Да, пойду! Ура! Только ты не забудь разбудить меня!
— Не забуду. Однако я сомневаюсь, что ты захочешь встать так рано, — бабушка всегда жалела будить свою Иришку, ей хотелось, чтоб она поспала подольше. Кто знает, что ждёт её в жизни? Сколько бессонных ночей впереди и ранних подъёмов? — Оставайся у нас сегодня ночевать. Я пойду и скажу матери, что ты сегодня будешь спать со мной.
— Ура, ура! Я буду спать с бабулей! — Иришка не хотела возвращаться домой. Она старалась не попадаться на глаза отцу, когда он был пьяным, она его очень боялась.
— Охо-хох, — запричитал дед, хватаясь за поясницу. Он натрудился в огороде. Вдвоём с бабушкой они целый день копали картошку и собирали в мешки. — Что-то я устал сегодня.
— Сейчас я уложу Ирочку в постель и разотру тебя водкой, подожди немного, — сказала бабушка, взбивая большие подушки. — Солнышко моё, я нагрела водички, пойдём мыться — и спать, — сказала бабушка, обращаясь к внучке. — А волосы какие у тебя лохматые! Где ты бегала так допоздна?
— А мы, бабуля в жмурки играли. Я спряталась под старой телегой, и никто не смог меня найти! — сказала Иришка, позёвывая.
Бабушка вымыла внучку, расчесала гребнем её красивые волосы, расцеловала и положила на свою кровать с высокими подушками.
— Дедуля, спокойной ночи!
— Спокойной ночи, солнышко!
— Бабуля, спокойной ночи!
— Спокойной ночи, моя ягодка!
— Деда, как ты думаешь, а мама с папой ещё ругаются?
— Наверное, уже помирились. Бабушка сейчас сходит к ним и всё узнает. Засыпай и ни о чём не думай.
Иришка натянула одеяло до самого подбородка, вздохнула и через несколько минут уже спала.
— Сейчас я пойду к ним и узнаю, что там происходит, — сказала бабушка шёпотом, чтоб не разбудить внучку. — Он уже совсем с ума сошёл. Ребёнка так затравил, что она до смерти его боится.
— Возьми фонарик, там темно уже. Он в сенях на гвоздике висит.
— Хорошо, я скоро вернусь.
Бабушка вышла из дома, тихо прикрыла за собой дверь и неловкой походкой, направилась к дому, где жила её дочь Алёна с мужем Игорем Сорокиным. Когда дети поженились, Иван и Ефросинья Гордеевы выделили молодожёнам часть своей земли для постройки дома. Зять собрал друзей, Гордеевы позвали соседей — все славно потрудились, и к зиме молодые переехали в свой дом. К тому времени ещё не все комнаты были пригодны для жилья, но крыша над головой была и печка топилась. Можно было зимовать.
Алёна сразу же после свадьбы забеременела. Ирочка родилась в августе, из роддома отец принёс её в дом тестя, а зимовала она уже в большом и красивом доме вместе с родителями.
Ефросинья решительно рванула скрипучую калитку, по дорожке прошла через двор, открыла дверь в прихожую и остановилась. Она прислушалась к голосам, что доносились из дальней комнаты.
— Игорь, я прошу тебя, ложись спать, — взывала к нему Алёна и пыталась переговорить телевизионного диктора, вещавшего о достижениях наших хлеборобов.
— Что ты меня всё спать укладываешь? — ещё больше распалился Игорь и добавил звук у телевизора. — Ты лучше отвечай мужу — гуляла с Витькой?
— Кто тебе это наплёл? — Алёна начала выходить из себя. — Перестань! Не гуляла я ни с каким Витькой.
— Да? А что ж он перед мужиками в конторе хвастает, что ты его любовь первая?
— Глупости всё это! Он после школы проходу мне не давал. Я не знала, как избавиться от него. А ты говоришь — «любовь». Какая, к чёрту, любовь?
Ефросинья не выдержала и направилась в комнату, чтоб защитить дочь. Она первым делом выключила телевизор, Игорь так и не узнал, сколько центнеров зерна с одного гектара собрали в Воронежской области.
— Что ж ты, окаянный, опять озорничаешь? Щас вот тресну тебя по башке, — она схватила со стола горячую сковородку и тряханула её, что есть мочи.
— Ты что, старая? Убьёшь ведь! — Игорь прикрыл голову рукой. — В тюрьму сядешь!
— Сяду! Мне много не дадут! Но тебя, гада, на место поставлю! Совсем уже стыд потерял! Набрался опять, чёрт шальной, и семью тиранишь! Дочку вон совсем затравил. Девочка боится тебе на глаза показываться!
— Я её затравил? Да она на меня волчонком смотрит. Ненавидит она меня! Ты зачем телевизор выключила? Я новости смотрю!
Ефросинья поставила сковородку на место, с грохотом придвинула к себе стул и села напротив зятя.
— Сейчас я тебе расскажу все новости, сама. Волчонком, говоришь, смотрит? Ты хоть раз приголубил её? Слово какое ласковое сказал? Может ты её конфеткой угостил?
— У неё есть другой отец, пусть он конфетки ей носит.
— Ах ты, паразит! — Ефросинья вскочила со стула и схватила Игоря за грудки. — Что ж ты дочку мою позоришь перед всей деревней? Она ж тебе девушкой досталась! Ану скидывай портки, счас воспитывать тебя буду, раз отец с матерью не сумели!
— Мама, не надо! Не трогайте вы его! — Алёна схватила материну руку.
— Раздевайся и ложись спать! — Ефросинья, что есть мочи тряхнула Игоря и отпустила. — Завтра на трезвую голову расскажешь мне, когда это моя дочь нечестной была! Я тебе покажу «другой отец»! А этого кобеля Витьку я научу, как на чужих жён напраслину наводить. Чтоб я не слышала больше, что Иришка не твоя дочь! Понял, окаянный?
— Понял, понял, — пробубнил себе под нос Игорь, стягивая с себя штаны. — Мы ещё посмотрим, напраслина это, или нет.
— Иришка у меня сегодня ночевать будет. А, если ты опять будешь озорничать, — Ефросинья подбоченилась и в упор посмотрела в пьяные глаза непутёвого зятя, — заберу Алёнку, а тебя прогоню со двора вон!
Игорь разделся, бросил на пол одежду и, покачиваясь, направился в спальню. Он хлопнул дверью так, что окна зазвенели. Алёна вздрогнула. Наконец, всё стихло.
— Дочка, не огорчайся и не бойся его. — Алёна снова начала плакать. — Найдём мы на него управу. А какой парень был хороший! Это всё Витька, чёрт блудливый! Ну, я ему покажу! — Ефросинья пригрозила кулаком окаянному Витьке. — Пойду я, доченька. Отец что-то за поясницу хватается — совсем сдал. Разотру его водкой и платком тёплым укутаю. Если твой опять озорничать начнёт, к нам приходи, переночуешь.
— Да нет, мама, он уже до утра спать будет. Идите, я провожу вас.
Алёна вышла, проводила мать до калитки, постояла ещё немного, пока свет от фонарика не скрылся за кустами сирени, и вернулась в дом.

Спасибо всем, кто дочитал до конца! Я вас люблю!