Некрасивый поступок в чужой ванне. Все началось с дома. Того самого - бело-синего, который однажды стал моим домом. Мы долго ждали квартиру, надеясь, что придет добрый дядя, выселит нас из пятиэтажки, а в замен предложит поселиться во дворце. Но годы шли, родители старели, а чудес не происходило. Наконец, приложив все мыслимые и немыслимые усилия, прибегнув к помощи родных, мы, наконец, купили себе трехкомнатную квартиру в не очень новом, но достаточно добротном доме.
Я к тому времени уже училась в институте. Каждый вечер, возвращаясь с учебы, шла к своему подъезду и разглядывала окна на первых этажах. Что поделаешь: уж такая я от природы выросла любопытная! Мне всегда было очень интересно представлять, что это я живу в квартире, в окна которой невольно бросила свой взгляд. А разве вы так никогда не представляли?
Но в этом – бело-синем красавце все первые этажи были нежилыми. Там размещались секции и кружки, где по вечерам чем-нибудь занимались ребята разных возрастов.
Однажды я подумала: «Как скучно прошло мое детство! В моей школе не было ни одного замечательного кружка или спортивной секции, где бы я развила свои способности. А Дворец пионеров был так далеко, что родители и слышать не хотели, чтобы я туда ходила». В этот момент у меня возникло желание зайти и посмотреть: чем они там занимаются, окунуться в ту атмосферу.
В общем коридоре, объединяющем четыре квартиры, висело расписание занятий. Я прочитала: «Изостудия «Буратино», клуб «Белая ладья», «Авиамоделирование» и «Кукольный театр».
«Где тут разместиться кукольному театру?», – задумалась я. – «Нет, это как-то несерьезно!»
Тут дверь с надписью «ИЗОстудия» отворилась, и, выглянувший из-за нее пожилой мужчина, спросил: «Вы к кому?». Я отчего-то смутилась и принялась вслух фантазировать, что хотела бы записать свою младшую сестру в кукольный театр. Конечно, никакой сестры у меня не было и в помине. Мужчина объяснил мне, что преподаватель уволилась.
Я постаралась побыстрее удалиться - вранье мне далось через глубокий внутренний протест. Дома я вроде бы обо всем забыла. Ну и, правда, чего было вспоминать? Однако уже глубокой ночью меня вдруг осенило: ведь это я могу работать в кукольном театре! Если, конечно, меня возьмут.
Ну, а почему бы меня ни взять? Я успела окончить музыкальную школу и педучилище. А там нас так подготовили, что я могла из папье-маше не только куклу сделать для кукольного театра, но и подобие золоченой люстры в Юсуповском дворце! И шить я умела, и кружева плела, да к тому же у нас был предмет «Выразительное чтение», по которому у меня стояли одни пятерки. Третий курс пединститута – тоже аргумент!
Вот приблизительно так я себя уговаривала, когда шла на прием к завучу. Меня взяли без лишних разговоров. Видно было, что пришла вовремя. Все складывалось очень хорошо: днем я была в институте, а вечером мчалась в свой кружок. Удовольствие получала огромное. Уже через месяц мы поставили спектакль «Кот Васька и его друзья» Лифшица. Вы спросите: как можно так быстро сделать спектакль? Так все было на моем энтузиазме, который заразил не только детей, но и их родителей. Я, можно сказать, ночевала на рабочем месте. Даже стишок про себя сочинила:
«Не ясно: где работа, а где дом?
Подъезды рядом, в здании одном.
Наверно в этом есть резон.
Мила работа мне в любой сезон!».
На наш первый спектакль пришли только родители детей, которые у меня занимались. Больше мы никого не приглашали – в комнате катастрофически не хватало места для зрителей. Но дети все равно так старались, так эмоционально исполняли свои роли, что было немного шумно. А тут в разгар спектакля как раз вбежал тот самый мужчина, с которого и началось мое знакомство с Центром Творчества, и закричал:
- Так невозможно проводить занятия! Вы хоть понимаете, что тут еще люди работают, а сверху, кстати, еще и жильцы живут!
К тому времени я знала, что руководителя «Буратино» звали Иван Степанович. Я извинилась, пообещала, что дети будут играть тише, и он, казалось, успокоился, ушел.
Но где-то, через неделю мы вновь столкнулись с ним, уже по другому поводу. Ко мне пришли две новенькие девочки. И только после занятий выяснилось, что до меня они посещали изостудию Ивана Степановича. Случайно увидев своих бывших учениц, Иван Степанович вновь ворвался ко мне в кабинет и закричал: «Некрасиво поступаете! Не успели придти, а уже переманиваете моих учеников!». Мне кажется, я покраснела и этим еще больше убедила его в своей виновности.
Почти год Иван Степанович мстил мне, регулярно напоминая о своем существовании: то мои ученики слишком шумели, разучивая роли, то натоптали в общем коридоре, то еще какие-то причины заставляли его бегать в кабинет завуча с жалобой на меня. Ну, никак не складывались наши отношения!
Однажды осенью нам поручили подготовить КВН для учащихся нашего Центра Творчества. Волей-неволей пришлось контактировать с моим недругом. Я писала сценарий, а он готовил декорации. Вначале он все делал, как из под палки, ворча и брюзжа каждые пять минут, но потом я догадалась, что на самом деле идея с КВНом увлекла его. Он надолго задерживался после работы, а все его ворчание было ни чем иным, как демонстрацией: мне, мол, не нравится эта затея, но так и быть, сделаю, что смогу.
Перелом в наших отношениях наступил после того, когда за день до КВНа, кашляя от смущения, Иван Степанович с нарочитой небрежностью подкинул мне листок с собственными юмористическими четверостишиями. Я, не колеблясь, вставила его стихи в сценарий – они были действительно хороши. Лед был сломлен. К концу нашей совместной деятельности мы настолько сдружились, что злые языки стали вить сплетни за нашей спиной. Для меня это было смешно. Иван Степанович? Да он в дедушки мне годился!
А ведь вся эта история закончилось свадьбой! И не чьей-нибудь – моей!
Но буду рассказывать все по порядку.
К моменту юбилея нашего Центра, мы с Иваном Степановичем были уже, как говорится, не разлей вода. Снова оды, частушки, эпиграммы полились из нас, как из рога изобилия. Это было настоящее творческое содружество! Мы даже не задумывались: какую строку сочинил он, а какую я. Естественно, что за это время мы очень сблизились с ним.
Однажды в разговоре он слишком разоткровенничался со мной. И тут я много узнала про его жизнь. Женился он поздно, сыну всего-то двадцать семь. Внуков бы им! Да сын оказался разгильдяем и неумехой - современным девушкам такие парни не нравятся. Но хуже всего, по мнению Ивана Степановича, было то, что его Дмитрий сам не интересуется «прекрасным полом». «Подозреваю, что он у меня – голубой», - резюмировал Иван Степанович. Я с трудом подыскивала слова сочувствия. И то правда – помочь своему сотруднику я никак не могла. Проблема была «трудноизлечимая», как выразился бы наш «препод» по детским болезням.
Но я несколько отвлеклась. Юбилей Центра праздновали в ресторане «Шторм». Я, как всегда старалась, чтобы люди активно веселились: не успевала есть и пить – все вскакивала со своего места, бежала к микрофону и проводила очередные конкурсы. И хотя Иван Степанович помогал мне, все равно я попала в неловкую историю.
В перерывах между конкурсами говорили тосты, и не поддержать коллектив я не могла. Наспех хватала бокал, выпивала жидкость, которую мне кто-то наливал и, почти не притрагиваясь к закускам и салатам, снова бралась за микрофон. Не исключено, что мне случайно подлили шампанского после водки. В общем, от гремучей смеси в желудке, у меня замутилось сознание. Вначале зал, где мы праздновали, начал раскачиваться, потом вдруг раздвоился наш директор, чем очень порадовал меня, а потом…, а потом я уже не помнила ничего.
Проснулась я ночью с сильным желанием освободить желудок от всего, что там накопилось после юбилейного вечера. Шатаясь, вышла в темный коридор. Даже сильное опьянение не ослабило память.
- Дымка! Уйди! А то наступлю на тебя! – громким шепотом предупредила я своего кота, который всегда считал, что если он видит нас в темноте, то почему мы не видим его и наступаем на хвост?
Наконец путь до ванны был преодолен. Я засунула два пальца в рот и очистила желудок. Вся ванна теперь была забрызгана непереваренными хлопьями еды, которые даже забили слив. Я пыталась промыть все это водой, но чуть было сама не свалилась в ванную. «Ничего, утром все помою», - решила я и, пошатываясь, поплелась в свою комнату, не забывая шипением прогонять с дороги кота.
Очнулась я уже утром или днем от деликатного стука в дверь. Первые мои мысли были такими: «Что-то не то. И где это я?». В комнату вошла незнакомая женщина и участливо спросила: «Проснулась?». Я кивнула, хотя ничего еще не понимала.
- Вы родственница из Уфы? – рискнула я спросить ее.
Она засмеялась.
- Нет, я родственница вашего хорошего знакомого.
- А откуда вы?
- Из Москвы, - ответила она.
Я все еще не могла объяснить себе всю ситуацию.
- Так вы в гости к нам пришли?
- Нет. Вообще-то я здесь живу.
Тут, наконец, в моей голове медленно потекли какие-то мысли и идеи. Комната почему-то казалась мне чужой. «От вчерашнего «перебора» у меня сместилась «точка сборки», поэтому не так воспринимаю собственное жилье», - ответила я себе на вопрос: почему тон обоев вроде бы цвета «какао», а не «кофе с молоком», как мне казалось раньше, шкаф оказался по правую сторону двери (конечно, его могли переставить родители, пока я была на юбилее, но почему не спросили меня?). Да еще и горшки с фиалками куда-то подевались, монитор у компьютера новый (подарок что ли?) и прочее, прочее. И тут осенило: «Приехали! Ну, как в «Иронии судьбы…». Я же не у себя дома!». Каково же мне было от этой мысли! А тут появился… Иван Степанович, специально сходивший для меня в магазин за «Боржомом». Я готова была бежать из этой квартиры, но хозяева дружно усадили меня за стол.
- Позавтракаете, и тогда Димка вас отвезет, - сказала жена Ивана Степановича, которую в первые минуты пробуждения я посчитала гостьей в своем доме.
За завтраком я познакомилась и с их сыном. Какой он? Обычный парень, слегка смахивал на Ивана Степановича: белобрысый, сероглазый, нос слегка курносый – это по лицу, а по фигуре – стройный, но видно, что спортом не занимался – выдавала небольшая сутулость. Таких парней тысяча тысяч. Пройдешь – и не заметишь: кого встретила. Но бывает иногда, что такой невзрачный паренек откроет рот – и заслушаешься его, как какого-нибудь соловья. Тогда понимаешь, что твой собеседник умный человек, и место ему на телевидении или на радио в качестве ведущего. Но сын Ивана Степановича и тут не блистал.
«Вот, блин, прихожу домой, а отец не пускает – сотрудница, говорит, спит в твоей комнате, - делился своими впечатлениями сын Ивана Степановича. - Ну, лег я на кухне, а среди ночи слышу – кто-то меня зовет: «Димка! Димка!». Я: «Что такое?». А тут мне: «Не подходи, растопчу на месте», значит!».
- Это я кота своего прогоняла – Дымку, - оправдывалась я.
- А я думал – меня! – рассмеялся Дима. – Вот потом зашел в ванную после тебя, а там… ну, Боже мой! Я - за вантуз и щетку…
И зачем он только это рассказал при всех? Я извинилась, поспешно вышла из-за стола, наспех накинула курточку и… бежать! «Стыд-то какой! Все! Уволюсь!» - решила я.
На улице меня догнал полуодетый Димка: «Послушай, ну с кем не бывает. Отец рассказывал, как ты все конкурсы готовила, поесть не успевала. Не удивительно, что ты сломалась. Хорошо, что наш дом рядом с рестораном находится, а то отец надорвался бы. У него же грыжа».
Он таки уговорил подвезти меня на машине до дому. Какое-то время мы ехали молча, потом он признался, что давно хотел увидеть особу, к которой мать ревновала его отца. Его слова и рассмешили, и расстроили меня. Неужели и до жены докатились эти глупые сплетни?
«Какая ерунда!» - только и сказала я в ответ на его слова и далее не проронила не слова. Доехав до дома, я сухо распрощалась с Димой и решила навсегда забыть все, что до этого происходило: и юбилей, и мою ночевку у Ивана Степановича, и самого Ивана Степановича. Ну его! Отныне буду общаться только на официальном уровне: «здрасьте» и «до свидания».
Однако с этих пор Иван Степанович словно из под земли вырастал, как только я тихонечко, чуть ли не на цыпочках, входила в коридор.
«Добрый день, Анна Сергеевна!» – слышался радостный голос всесведующего сотрудника. Часто мне попадался на глаза и его сын. Ну понятно: заезжал он к нам на работу по наущению матери, которая из последних сил старалась держать мужа под контролем.
Всякий раз, увидев Диму, я испытывала неловкость и стыд: ладно бы молодой человек влюбился бы в меня, пусть женатый, но не пенсионного же возраста! Да, да: в следующем году Ивану Степановичу будет шестьдесят!
«Дима, неужели ты думаешь, что у меня может быть роман с твоим отцом?».
«Мы просто сотрудники».
«Понимать друг друга и любить – все-таки разные вещи».
Эти фразы я про себя готовила, проговаривала в страшной надежде, что Дима когда-нибудь заговорит со мной о своем отце. К самому «герою-любовнику» теперь, кроме смущения, я ничего не испытывала. Дружба, искренность – куда-то все исчезло, словно и не было. Осталась привычка: «Здравствуйте, Иван Степанович! Дела? Хорошо… да… спасибо за предложение… конечно, конечно… обсудим». И весь этот диалог на деланной улыбке. Актриса! Презирала себя.
Со страхом ждала дня святого Валентина. Подумывала взять больничный. На Новый Год Иван Степанович подарил мне открытку со своими стихами и бутылку шампанского. А тут день всех влюбленных. На что он еще решится?
Четырнадцатого февраля еле доработала – все переживала: вот дверь отворится и войдет ОН с нелепым букетом. Да только приходили одни ученики, и я… даже была разочарована, ведь так хорошо представляла этот лохматый букет из белых игольчатых хризантем, даже диалоги обыграла:
«Это мне? Что вы, Иван Степанович! Я не могу принять от вас цветы. И давайте, наконец, поговорим серьезно и поставим все точки над «и».
Я непременно сказала бы ему о том, что он очень интересный человек и нравится мне, но только, как друг – не более того, тем более что у него жена, дети…
Он, конечно, стал бы нервничать, а с хризантем нет-нет, да и падали на пол белые вытянутые лепестки, словно слезы Ивана Степановича…
Мне так стало жаль этого несчастного человека, что у меня глаза были на мокром месте, когда я выходила на улицу. И тут меня кто-то окликнул: «Анна!».
Вначале показалось, что это зовет меня Иван Степанович, но тотчас я поняла, что ошиблась. Из машины вылезал его сын. Даже испытала разочарование. Вместо приветствия воскликнула: «Да что же это такое! Что вы напридумали себе? Я на работе работаю, между прочим, а не романы кручу с вашим отцом! И хватит шпионить за нами!».
Он быстрым шагом пошел за мной. Он смеялся, давился от смеха и говорил одновременно: «Аня, погоди! Ты все не так понимаешь! Дело вовсе не в отце». Ему пришлось перегородить путь, и я уже не могла войти в свой подъезд. И тут Дима «сломался». Я ждала его слов, которые могли бы объяснить все его предыдущие действия, а он заикался, мычал, говорил: «э-э», «вот, значит». Поймала я его взгляд, посмотрела внимательно и вдруг все поняла: да ведь нравлюсь я тебе, Дима.
- Давай, погуляем немного, - наконец предложил он.
Мы долго шли по берегу Москва-реки, разговаривали. Иногда он поддерживал меня за руку, когда каблуки под ногами скользили – и мне было приятно! Иногда я вглядывалась в его лицо. И как я не могла заметить этих милых движений его губ, когда он что-то произносил и эту ямочку на подбородке? Кажется, у одного артиста есть такая же.
И знаете, что было дальше? Думаю, что догадались. Димка стал заезжать за мной каждый вечер после работы. А однажды, когда мы слегка повздорили, он, наконец, признался: «Дурочка, да я ведь люблю тебя!». Конечно, после этого мы сразу помирились. Мне было чрезвычайно легко с ним в общении. Через месяц мы одновременно подошли к мысли, что хотим видеть друг друга не только после работы, но и утром, дышать тем же воздухом, есть ту же еду, слышать одни и те же мелодии. Одним словом, нам нужно объединяться, окольцовываться, обхомутовываться – нам не было страшно.
Один только момент немного тормозил мой чудесный настрой: как Димкин отец отнесется к этому известию, не явится ли это для него ударом?
Но оказалось, что я переоценила свое влияние на Ивана Степановича.
На свадьбе Иван Степанович так громко кричал: «горько!», так отплясывал вприсядку, таким «гоголем» подходил к дамам, чтобы пригласить их на танец, в общем, так безобразничал весь тот вечер, что я отбросила все сомнения относительно него, и чувство бесконечного счастья вселилось в мое сердце.
Из-за всей этой истории пострадал мой кот. Его пришлось переименовать, ведь мой муж поселился у нас. Дымка долго сопротивлялся и не откликался на «Василия», но не зря же я училась в «педагогическом». Пакетики «Китикета» помогли закрепить рефлекс и на мои слова: «Вася, кыс-кыс!», кот с радостью бежал на кухню. Только иногда бывало, когда я звала мужа по имени, у кота в глазах вспыхивал огонек, он вслушивался в знакомые звуки, размышлял, но уже не трогался с места - ленился.