Овальный и расплющившийся Атут лежал на александритовой гальке, вяло помахивая длинным хвостом с бубенчиком на конце. Лежал он не просто так, а потому что недавно плотно поел и был в весьма добром расположении духа.
Пользуясь неожиданной добротой, хитрый Кавот и добродушный Тудатам, /потому что тоже сытый/, играли в одну интересную игру на атласной шкуре Атута, раскрашенную в черно-белую шахматную клетку.
Они переставляли золотые и ультрамариновые фигуры и если приглядеться, то их игра сильно смахивала на обыкновенные шахматы. Есть конечно-же небольшие отличия, но они незначительные и не будем заострять на них внимание.
Разомлевший под баклажанными небесами и лимонным солнцем, Атут
слегка подмурлыкивал, растирая твердой лапой витые усы и изредка подсказывал то Кавоту то Тудатаму.
Кавот внезапно затрепетал радужными стрекозиными крыльями и сделал ход, переставив некую сюрреалистическую фигуру на поле Тудатама и весело зацокал, сморщив короткий хобот.
Тудатам нервно прищелкнул лысым хвостом и, поняв, что проиграл, враз перестал быть добродушным, превратившись в злобного Тудатама и распахнув крокодиловую пасть, обиженно закрякал на Кавота.
А все потому, что хитрый и жуликоватый Кавот слямзил некую золотую фигуру с поля Тудатама, когда тот отвернулся почесаться.
В ответ Кавот всосал в себя все оставшиеся фигуры и запулил ими в Тудатама.
Такого издевательства синий и в белый горошек Тудатам просто не выдержал и погнался за Кавотом, катясь ежом, а иногда извиваясь ужом по александритовому полю, переходящему в сердоликовый пляж вдоль рубинового моря.
Атут продолжал нежиться под лимонным солнцем и лишь когда с фиолетового неба внезапно пошел сиреневый дождь и сверкнула я ярко-синяя молния, ударившись неподалеку, он поднялся на все шесть лап и помчался к себе в нору под корнями вечно розового баодуба, делая длинные прыжки и лавируя между капель дождя, размером с небольших квадратных арбузов, росших на берегу рубинового моря.