- Здравствуйте. Возьмите, пожалуйста….
Так получилось, что у меня нет будущего.
Вопрос о моем будущем встал тогда, когда в подземном переходе ко мне подошли трое. Может, все могло случиться иначе, но один из них зашел мне за спину. Я, чего греха таить, был из самых слабых бойцов в нашем взводе, но все-таки разведрота отдельного егерского батальона, это вам не макароны на складе продувать. Нельзя егеря-разведчика сзади хватать. Не хотел, но рефлекс. Удар локтем в солнечное сплетение тому, кто сзади; тычок указательным пальцем в глаз тому, кто спереди; ну а третьему, тому, что сбоку, короткий, почти без взмаха удар ногой в низ живота. И именно в это время в переходе наряд ППС нарисовался. Как по закону подлости, не могли на две минуты раньше появиться. Я не сопротивлялся. Ребята были в форме, на службе, а я форму уважаю, и знаю, что такое служба. А потом, двое людей, тоже в милицейской форме решали вопрос о моем будущем.
- Да ты посмотри на него, Василич! Он же хлюпик на вид, куда его на зону. Да самый последний черт захочет выпендриться над ним.
- Одни уже выпендрились. Имеем труп и два инвалида.
- А я о чем? Одного такого в Саранске уже посадили в прошлом году. Двадцать семь покойников в этапной камере за одну ночь. Конвойные пристрелили его через кормушку, когда он на нарах сидел, боялись зайти. Помнишь? Можешь порыться в сводках, освежить память.
- Так что ты предлагаешь?
- Освидетельствование так и так проводить, по любому….
- Ладно, понял. Поговорю с врачами.

- Здравствуйте. Возьмите, пожалуйста. Это бесплатно….
У меня нет прошлого.
Мое прошлое осталось там. Во взводе. Я сам удивляюсь, как я попал в егеря, да еще в разведроту. Стрелял я не лучше других, в рукопашной был на последних местах. Единственным моим достоинством была выносливость. Быстрый марш-бросок километров на тридцать, когда бег чередуется ходьбой, был для меня сродни утренней разминки. И я писал. Каждый вечер я записывал в толстую тетрадь веселые случаи из нашей армейской жизни и иногда читал их ребятам. Это не всем нравилось, и за мной закрепилось не очень приятное определение - Писака. Один раз даже до драки дошло, когда я написал про падение в выгребную яму Мишки, известного всему батальону под прозвищем Бычок. Бычок был здоровее любого солдата во взводе, и в рукопашке ему не было равных, так что мне повезло, что ребята успели оттащить его до того, как он меня искалечил.
А ещё был тот злополучный рейд. Шли всем взводом, выполнили задание, и, на удивление, без потерь. Наш взвод не зря считался самым везучим за всю историю роты. Нам оставалось всего два дневных перехода, когда по рации приняли новый приказ. Комвзвода просто и без подробностей объявил: ждем вертушку, сдаем раненых, пополняем боезапас, и идем обратно. А там будет финиш, с салютом, фейерверком, и посмертными наградами.
Раненых у нас не было, так что выставили охранение, все, кто с лычками собрались к комвзводу, остальным отдыхать. В таких условиях каждая секунда отдыха стоит целой жизни. Я тоже, устроив под головой тощий вещмешок, провалился в полудрему. Но разведчик есть разведчик, и я вскочил, как только рядом со мной под каблуком хрустнул камешек. Возле меня стоял командир и сержанты.
- Молодец, стремно спишь. Полетишь на базу, - равнодушно бросил капитан.
- С какого хера?
- Как раненый.
- Я не ….
Против четверых у меня не было никаких шансов. Сбили с ног, прижали к земле, наступили на руку, держащую автомат. Бычок, сука, ухмыляясь, выстрелил мне в ногу.
- Теперь, Писака, ты раненый.
Потом, когда меня грузили в вертолет, Бычок схватил меня за грудки, и зло зашептал мне на ухо:
- Пиши, Писака. Про меня пиши, все что хочешь, только пиши. Про всех нас пиши. Понял? А не то я тебе не ногу, а бόшку прострелю.
Я единственный, кто вернулся из этого рейда.

- Здравствуйте. Возьмите, пожалуйста. Это бесплатно, рассказ….

У меня нет настоящего.
Я здесь уже третий год. Тут хорошо. У меня отдельная комната, с санузлом и душевой кабинкой. Здесь это называется «отдельный бокс для особо…». Что значит это «особо», мне не интересно. Главное, никто не мешает, я могу делать что хочу. Писать, читать, спать, смотреть в убранное кованой решеткой окно на больничный парк. Кормят сносно. Да и ребята из ветеранской организации гостинцы изредка передают. Не разгонишься на пенсию, но и за то, спасибо. В рейдах бывало похуже. Раз в две – три недели у меня получается рассказ. В общей палате есть полиглот. Никто не может сказать точно, сколько языков он знает. Поговаривают, что двадцать пять. Я верю. Медсестра, тетя Валя, дает читать ему мои рассказы. Он их черкает, пишет сверху моих строчек замечания и ругательства. Я переписываю, а он опять черкает. Когда полиглоту черкать больше нечего, тетя Валя несет мои рассказы в издательства.
Тетя Валя обходит все издательства в нашем городе. Газетные, книжное. Её уже везде знают. Рассказы читают, но не берут. Они там думают, что у тети Вали сын погиб на той войне, вот она и придумывает всякие рассказы, как будто, сын служит в армии до сих пор. В издательствах ей говорят, что нужно писать про бои и подвиги, и сами сетуют, мол, откуда медсестра психбольницы может знать про бои. Но ведь у тети Вали только две дочери, сыновей не было. Да и я не придумываю ничего. Я просто записываю, что мне рассказывают ребята. А они про бои не говорят. Вот, последний раз Бычок мне рассказывал, как ему сапоги вымазали изнутри клеем, и он потом не мог их стащить, резали вместе с портянками. Он даже подумал сначала, что это я ему такое устроил, но потом спохватился, что меня с ними нет.
После издательств, тетя Валя идет в ветеранскую организацию. Я с руководителем организации, безногим майором ещё на следствии познакомился. Его милиционеры вызывали, интересовались, состою ли я членом, хотели характеристику. Он единственный, кому я рассказал историю своего ранения. Там мои рассказы берут, распечатывают, делают тридцать-сорок экземпляров, и раздают на троллейбусных остановках. Больше не печатают, бумага и краска для принтера денег стоит, а их, как всегда, нет.

- Здравствуйте. Возьмите, пожалуйста. Это бесплатно, рассказ. Нет, я не автор. Не знаю. Очень веселый рассказ. Обязательно прочитайте.