... И наступило 31 декабря.
Мерцал в синеватом сумеречном небе чудесный предновогодний снежок, было чуть больше двух часов дня, но Новогодняя нетерпеливая ночь опускалась уже на Москву.
Казалось, весь город пропитан запахом ёлок, пирогов и апельсинов. Морозец был небольшой, озорной, чуть-чуть щипавший щёки, и подгонявший скорее к праздничному столу, семье, любимым, гостям. Народ трусил с авоськами поскорей по домам со шпротами, апельсинами и финским сервелатом, доставшимся счастливчикам, вытащившим бумажку с крестиком из ондатровой шапки начальника отдела.
В некоторых сугробах наблюдалось забавное кувыркание в дым пьяных Дедов Морозов, пытавшихся ухватить свои атласные мешки, вывалянные в грязи дорожек, по которым спешили по домам люди с праздничными сумками.
Подвыпившие Снегурочки безуспешно тянули дедов, пытаясь поставить их в вертикальное положение, но падали следом за Морозами, демонстрируя бегущим мимо людям свой исподний наряд.

Мысль о мероприятии, к которому так долго готовилась Юлька, специально подгадывая его под волшебную Новогоднюю ночь, так дурманила и пьянила, что Юльке порой казалось, что шампанское будет уже ни к чему.
Всё зачёты были сданы, первый экзамен был 3-го числа, так, что можно было немного расслабиться и провалиться с головой в то, о чём, как казалось Юльке, они мечтают оба.
Накануне вечером Юлька вернулась с дачи. Она протопила хорошенько печь и камин, вымыла полы, выбросила засохшие летние букеты, накрыла стол крахмальной скатертью, поставила приборы на двоих и бутылку шампанского, перевязанного цветной лентой. Эту бутылку они хранили с выпускного вечера специально для этого случая. Приготовила лыжи и санки, перетянула гирю на часах-ходиках.

Лёшка ждал её на условленном месте. Он уже купил билеты и узнал расписание электричек. За спиной на длинном ремне у него болтался огромный баул с самопальной надписью «PUMA», из приоткрытой молнии которого выглядывал гитарный гриф. На лице его не было видно никаких чувств. Он откусывал здоровенными кусками «Ленинградское» мороженое и читал газету «Советский Спорт».
Юлька подлетела сзади и шлёпнула его по спине пакетом с только что купленным хлебом. Он обернулся, но на лице его Юлька не увидела тех чувств, которые переполняли её. Он просто улыбнулся и поцеловал её в нос, как обычно.
«Конспиратор, – подумала Юлька, - Приберёг всё на потом».
Вагон был такой тесный, что их прижали в уголке за последними сиденьями. Пахло праздником, портвейном «777» и «Солнцедаром» и кто-то даже пел уже: «Пять минут, пять минут…». А из другого угла с надрывом и слезой в голосе, женщина выводила: «Ой, мороз, мороз…».
На скамеечке, за которую их притиснули, сидели два дедка. На коленях у них лежала холщёвая клетчатая сумка, поверх которой был расстелен носовой мужской платок, а на нём ровнёхонько лежала нарезанная кружочками любительская колбаска с поблёскивающими кусочками жира. Деды держали каждый по полному лафитнику, а мерзавчик был зажат у одного меж коленями. Они чокнулись с чувством, опрокинули свои лафитники и вгрызлись с аппетитом в колбасу. Юльку даже передёрнуло.
«Да, натюрморт», - подумала она, стараясь, как художник, запомнить каждую мелочь. После праздника нарисую.
И ещё крепче прижалась к Лёшке.
Так тесно прижатыми друг к другу им ещё не доводилось находиться. Юлька трепетала, сгорала от нетерпения. Тут и пришёл к ней этот запах. Запах любимого человека. Запах любимого мужчины. Она прижалась к Лёшке, стараясь пропитаться этим запахом.
Бельё на ней было, хоть выжимай. Ей казалось, что на лбу у неё написано, зачем они едут вдвоём на дачу. И она почувствовала, как горит её лицо.
Протискивающийся к выходу, слегка подвыпивший молодой мужчина, подмигнув Лёшке, сказал: «Гляди, как красавица твоя сомлела, уж не подкачай, дружок, оправдай желания! С Новым Годом вас, ребята! Живите дружно!»
Он засмеялся, обнимая свою спутницу. Та, хихикнула, поправляя чёлку, сверкнуло обручальное колечко. Юлька икнула.
На следующей станции толпа вынесла их к автобусу и разделила.
Она услышала только Лёшкин голос, когда уже была в автобусе: «Не волнуйся, билеты я взял».
На пятой остановке им надо было выходить. Юлька выскочила на заснеженную остановку, обернулась…
Автобус поехал дальше.
На остановке она была одна. Юлька опешила - Лёшки не было. Она решила, что он не смог выбраться, и сейчас автобус, недалеко отъехавший от остановки, затормозит, и Лёшка выскочит из него.
Но автобус набрал скорость и скрылся в темноте, как будто растворился среди опускающейся метели. Юлька знала, что следующая остановка недалеко, и Лёшка может выйти там и подойти к дому с другой стороны.
Юлька опешила, ключи-то были у Лёшки. Их садовое товарищество находилось на небольшой поляне. Тугие ели, припорошенные снегом, кольцом обступили посёлок. Светло было только от снега. Начиналась метель, и ветер подвывал в окружающем посёлок лесу.

Она побежала по улице к своей даче, надеясь увидеть свет в окнах, и смеющегося Лёшку на пороге.
Но окна в доме были темны.
По Юлькиной спине пробежал холодок.
Запасные ключи были у сторожа по дачному посёлку. В доме у сторожа была русская печь, но Юлька издалека увидела, что дымок из трубы не идёт. Очевидно, сторож ушёл в соседнюю деревню к родне. Посёлок был пуст и тёмен.
Она побрела по тёмной улице между тёмных домов.
Единственный фонарь был на шоссе у остановки автобуса и издали казался Луной, странно покачивающейся под порывами метели. Всё дома были пусты. Юльке не было страшно, ей было просто так плохо, что не было сил бояться.
Дойдя до остановки и взглянув на часы, она поняла, что если последний по расписанию автобус не пойдёт, ей придётся возвращаться к дому, выбивать дверь сарая и ночевать там, завернувшись в старые пальто, чтобы не замёрзнуть. Она забыла уже про все свои желания, только влажное нижнее бельё холодило и раздражало.
Хорошо, хоть валенки надела по совету мамы.
Автобус чуть было не проскочил мимо, видно водитель не рассчитывал, что кто-то может быть на остановке в пустом дачном посёлке.
Кондукторша узнала её и удивилась: «Девонька моя, ты, что ж обратно, не встретил никто? Тот, с гитарой-то, заплатил за тебя и вышел сразу. Сама видела, как обратно на станцию побежал, электричка как раз подходила».
Юлька не ответила.
Кондукторша, добрая полная толстушка, протянула ей пирог: «Угощайся. С капустой, бабушка моя пекла. Она у меня мастерица. Нам с Васенькой нынче до двенадцати в парк не успеть, в дороге Новый год и встретим».
Отвернув полу пальто, она простодушно показала четвертинку водки, припрятанную в кармане.
Юлька вышла у станции, денег на обратный билет у неё не было, да и вряд ли какой-то контролёр мог появиться в такое время. Электричка подошла почти совсем пустая.
Памятуя давнишний мамин наказ, Юлька села в первый вагон, поближе к кабине машиниста. Больше в вагон до самой Москвы никто не подсел.
Выйдя с вокзала, она побрела домой пешком, хотя, автобусы и троллейбусы ещё ходили, но до дома было недалеко, но видеть кого-то ей просто было невмоготу.
Даже лифт не стала вызывать, пошла пешком на свой пятый этаж. Каждый шаг отдавался гулким эхом где-то на двенадцатом этаже. Из чьей-то приоткрытой двери раздавался смех и звонкий лай маленькой собачки.
Голова гудела. Юлька машинально открыла входную дверь и удивилась темноте в квартире. Родители, очевидно, ушли к кому-то в гости. Это её обрадовало: значит, не будет лишних вопросов.
В темноте гостиной поблёскивала ёлка. Когда девушка проходила мимо неё, она зашелестела мишурой и звякнула игрушками от движения воздуха.
Не включая света, она разделась и легла. Потом вспомнила, что даже не умылась с дороги и села на постели. В окнах напротив мелькали разноцветные огоньки ёлочных гирлянд. А под окнами с хохотом и улюлюканием резвилась на детской площадке подвыпившая компания.
Разбивая на мелкие осколки тишину пустой квартиры, зазвонил телефон. Она бросилась к нему с надеждой.
Кто-то ошибся номером, – и осколок тишины, как в сказке о Снежной Королеве, попал ей колющей льдинкой в самое сердце.
С остервенением она схватила только что снятое нижнее бельё, попыталась его разорвать. Сломала ноготь под самый корешок.
Всё также, в темноте Юлька прошла на кухню, достала из ящика ножницы и искромсала скомканное бельё. Потом взяла пакет, сложила туда всё и бросила его брезгливо в мусорное ведро. Умылась, не включая света в ванной.
Уснула она мгновенно, как провалилась. Всю ночь ей снилось, что она продирается через заросли сирени в каком-то чужом и неизвестном саду.
Когда родители вернулись к вечеру следующего дня, довольные удавшейся встречей Нового года, Юлька всё ещё валялась в кровати. Силы будто бы покинули её.
Мама, заглянув в комнату, решила, что дочь тоже недавно вернулась, и легла отдыхать.

* * *
…Когда она проснулась, кукушка внизу, на первом этаже прокуковала семь раз.
Она погасила свет и спустилась на первый этаж. Камин теплился едва-едва.
Бросив на угли книгу, она плеснула в камин водки. Огонь взвился и моментально охватил книгу. А она стояла и смотрела, пока книжка не превратилась в горку пепла и тут же рассыпалась.
Накинув на голову белую кружевную косынку, она сняла с вешалки дублёнку и вышла из дома. Тихий-тихий снег падал, словно, что-то обещал. Такое же тихое и светлое.
Когда она вошла в Храм, Новогодняя служба уже закончилась. Три-четыре человека были в храме.
- Что ты, матушка, спросила у неё старенькая служительница.
- Мне бы исповедаться.
-Погоди, милая, посмотрю, здесь ли ещё батюшка.
Старушка вернулась, ведя за собой Настоятеля.
- С Новым годом, батюшка, - она приложилась к старческой сморщенной руке, -мне исповедоваться…
- Пойдёмте, я, признаться давно Вас ждал. Знаю, что Вы здесь живёте. Книги Ваши читал.
Они подошли к исповедальной тумбе в приделе.
- Слушаю, Вас милая…
Слезы застелили её глаза. Она склонила голову и сказала тихо: «Юлия…Грешна, Батюшка…»

13 октября 2008 г